Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро

Зотов Алексей Владимирович

* * *

Моро должен был нанести визит вежливости первому консулу. Он прибыл во дворец Тюильри вместе с начальником своего генерального штаба — генералом Дессолем. Моро предстал перед первым консулом в гражданском платье. Бонапарт, шокированный такой бесцеремонностью, холодно начал беседу; однако постепенно они разговорились, и под конец тон беседы стал настолько добродушным, что можно было поверить в то, что никакой трещины в дружбе корсиканца и бретонца не существовало вовсе.

* * *

Еще только один раз Моро обедал в Мальмезоне, и этот прием оказался последним. Как это обычно бывает со знаменитостями, оставшимися не у дел, — главнокомандующего Рейнской армии увлекла политика. Поначалу, казалось, что он не желает себя защищать. Чтобы

избежать просьб различных партий встать на их сторону, он решает жить отшельником. Пока идет ремонт его загородного поместья в Гробуа, он живет у своей тещи в замке д'Орсе. Кроме того, он приобретает особняк на улице Анжу, в который заказывает дорогую мебель от известного мастера Жакоба. Возможно, ему следовало сначала расплатиться с долгами и заплатить Баррасу 130 000 франков, которые он был ему должен. Но Моро поступил по-своему.

* * *

Однажды, в июне 1801 года, группа офицеров Рейнской армии пришла навестить своего шефа. «Правительство не оказало вам достойного приема, которое оно обязано было сделать после вашего возвращения из Германии, — сказали они, — это несправедливо. Мы хотим исправить положение и приглашаем вас на торжественный ужин, организованный в вашу честь». Моро был весьма тронут этим предложением и с удовольствием согласился.

Торжество состоялось в садах господина Рюгьери. Оно было пышным, но ему не хватало оживления. Все ощущали на себе тяжелое око консульской полиции. Моро казался смущенным. Присутствовавший там генерал Декан заявил, что он не увидел ни теплоты, ни радости, за исключением фейерверка, устроенного самим Рюгьери.

Декан для Моро был настоящим другом. Он смело и открыто мог говорить ему всю правду. Узнав, что первый консул сожалеет о неестественном самоудалении героя Гогенлиндена, Декан посоветовал Моро явиться в Тюильри. «Я не хочу унижаться», — ответил Моро. Напрасно старался Декан убедить своего друга, что визит во дворец к Наполеону не будет выглядеть как унижение, но упрямый бретонец не желал ничего слышать. «У Бонапарта дурное окружение. Все идет не так, как задумывалось», — говорил Моро. То, что Бонапарт был окружен дурными людьми, отчасти было верно. Но было ли оно лучшим у Моро? Определенно семья Уло имела большее стремление к завоеванию уважения, чем семья Бонапарта, но у нее были свои недостатки.

Высокомерие, амбиции, зависть с привкусом злословия — вот в чем можно упрекнуть госпожу Уло, уважая при всем при этом ее достоинства, как преданной матери и вдовы. Она изливалась в жалобах на супругу и сестер первого консула, в которых сквозила язвительная досада и зависть. Все это Моро с удовольствием слушал. Но с еще большим удовольствием он выслушивал тех, кто регулярно навещал его — генералов Лаори, Лекурба, Бернадота и командира бригады Фурнье-Сарловеза — все единодушно настроенные против Бонапарта. В этой связи интересна характеристика, которую дает, например, Лекурбу сам Наполеон: «…это скрытный, опасный и злой человек, который связан с нашими врагами…» Много позже за связь с Моро Лекурб попадет в опалу и будет сослан во Франш-Конте, а затем уволен со службы в 45 лет. В период Ста дней Наполеон с трудом уговорит его принять командование небольшим корпусом в департаменте Юра на юго-восточной границе Франции. С горсткой людей (дивизия Аббе и кавалерия Кастекса) Лекурб остановит сорокатысячную австро-германскую армию под командованием Коллоредо, но после второго отречения Наполеона будет вынужден сложить оружие 11 июля 1815 года. Король окончательно отправит Лекурба в отставку, и, ослабев, этот способный генерал умрет три месяца спустя в возрасте 56 лет. Вот какие друзья были у Моро.

Но вернемся в 1801 год. То, что ход событий развивался вразрез с идеалами революции, что Консулат превращался в диктатуру, что гражданские свободы находились под угрозой, что республика агонизировала — все это было бесспорно. Но особенно больно для Моро было то, что он сам помог Бонапарту взойти на олимп власти в день 18 брюмера.

Однако разве Моро не чувствовал, что недовольство, поселившееся в его душе, одновременно и робкое и неуживчивое, недостойно его славы и что в отношении первого консула у него есть только три пути: полный нейтралитет, открытая вражда

или сотрудничество.

Здесь следует заметить, что с самого начала мероприятий, путем которых остатки республики начали преобразовываться в неясные еще предвестники будущей монархии, против них стали раздаваться категорические протесты. Обстоятельства складывались, однако, так, что им можно было не придавать серьезного значения. Так, например, даже в судебном ведомстве нашелся смелый патриот, некий гражданин Барнабе, который дерзнул объявить переворот 18 брюмера противозаконным. Некоторые неосторожные люди позволяли так громко высказывать недоверие первому консулу и заявлять о необходимости низвержения диктатуры, что можно было выдвинуть правдоподобное на первый взгляд обвинение в заговоре против правительства в отношении граждан Черакке и Арене, двум корсиканцам, особенно ожесточенно порицавшим своего гениального соотечественника. Услужливая полиция утверждала еще в начале 1800 года, что ей удалось раскрыть все подробности заговора, но в действительности он существовал лишь в ее воображении. Французские войска, в особенности те, которым доводилось сражаться под начальством Моро, держались еще республиканских принципов. Так, например, солдаты и многие офицеры Рейнской армии отнеслись с негодованием и презрением к Конкордату. Искренние республиканцы разделяли инстинктивное их убеждение в том, что восстановление легальным путем католической иерархии угрожает серьезной опасностью существованию республики. Эта иерархия, по сути своей монархическая, должна была сочувствовать восстановлению монархии, с которой в течение тысячи лет была связана взаимной солидарностью интересов.

Первый консул понимал, что попытки реакции следует подавлять в зародыше. Он признал необходимым найти занятие для солдат-республиканцев за границей, подобно тому, как перед тем удалил из Франции политиков-республиканцев. Основываясь на условиях Амьенского мирного договора, обеспечивающего, кроме всего прочего, свободу мореплавания, Бонапарт решает начать осуществление своей колониальной политики. В этой связи он снаряжает экспедицию для завоевания плодородного острова Сан-Доминго, население которого воспользовалось революционными идеями и слабостью республиканской Франции на морях, чтобы объявить себя независимым. Полагают, Бонапарт не отдавал себе полного отчета в опасности такой экспедиции, поставив во главе ее генерала Леклерка, мужа своей сестры Полины.

В противном случае пришлось бы заподозрить его в намерении пожертвовать собственной сестрой, так как он принудил госпожу Леклерк, несмотря на все ее слезы и возражения, ехать вместе с мужем. Войска для этой экспедиции были взяты преимущественно из состава Рейнской армии. Флот, состоявший из тридцати четырех линейных кораблей, двадцати фрегатов и многочисленных транспортов, на которых разместилось свыше двадцати тысяч солдат, покинул берега Франции 14 декабря 1801 года и в конце января 1802 года благополучно достиг места своего назначения. Однако экспедиция закончилась печально. Солдаты, не выдержав тропического климата и сопутствующих ему болезней, стали заболевать и умирать от желтой лихорадки. На острове вспыхнуло восстание, и через пару лет французы утратили всякую надежду удержать за собой эту новую колонию Франции. Генерал Леклерк еще в 1802 году опасно заболел и уехал на Черепаший остров, где и умер от желтой лихорадки 2 ноября 1802 года. Каким бы ни было разочарование первого консула результатами экспедиции, все-таки он освободился от неугодных ему республиканцев-генералов и республиканцев-солдат. Грандиозный проект французской колониальной политики, опорными пунктами которой должны были служить штат Луизиана в Америке и остров Сан-Доминго в Вест-Индии, рушился бесповоротно.

Но вернемся вновь к нашему герою. Моро в политике, начиная с 1789 года, так ничему и не научился, но и ничего не забыл. Он стоял на антиклерикальных позициях конституантов (членов Учредительного собрания Франции в 1789—1791 гг.), а в ходе подписания Конкордата в июле 1801 года его голос звучал в хоре тех, кто был против этого акта национального примирения.

А вот Декан, хотя и был убежденным республиканцем, не был столь непримиримым. Он восхищался созидательной работой первого консула и сожалел о том, что его лучший друг отказывался в ней участвовать.