Главный врач
Шрифт:
– Найдите, пожалуйста, амбулаторную карту Тереховой Веры Ивановны.
– Я уже искала. Но ее нет, где-то запропастилась, - ответила дежурная медсестра.
Линько вернулся ни с чем:
– Да, дежурная медсестра говорит то же самое.
Наталья несколько раз порывалась встать. В ней боролись два чувства. Одно - плюнуть на все это и будь что будет. Исчезновение амбулаторной карты ничего изменить не может. Разве что доставит дополнительные неприятности Инне Кузьминичне. Она этого просто не понимает или не хочет понять. С другой стороны, хотелось помочь этой недалекой женщине не делать очевидных глупостей. Час назад, еще до приезда гостей,
– Разрешите, я поищу.
– Пожалуйста, - кивнул Сомов.
Наталья разыскала дежурную медсестру и, не скрывая гнева, спросила:
– Екатерина Мирославовна, вы понимаете, что делаете? Час назад я отдала вам в руки амбулаторную карту Тереховой, а теперь ее уже нет. Вы этим и себе, и Инне Кузьминичне таких неприятностей наживете, что долго придется расхлебывать.
– Но я искала, Наталья Николаевна. Я что... мое дело маленькое.
– Бросьте притворяться. Это, повторяю, случилось не вчера, а не больше часа назад. Вот сейчас товарищ из министерства заставит вас писать объяснительную. А там я не знаю, что будет, - решила припугнуть медсестру Наталья.
Подействовало. Екатерина Мирославовна для видимости покопалась в бумагах еще немного, потом, оглянувшись, нет ли кого поблизости, протянула карту:
– Только не выдавайте меня, пожалуйста. Инна Кузьминична приказала ее спрятать и говорить всем, что затерялась.
– Так-то лучше, - сказала Наталья.
В кабинете Норейко тем временем по-прежнему царило неловкое молчание. Сомову в общих чертах все уже было ясно. Чтобы чем-нибудь заняться, он достал носовой платок, снял очки и стал их тщательно протирать. Потом посмотрел через стекла на свет, подышал на них с обеих сторон и снова протер. Надев очки и поправив дужки, потер пальцами свой мясистый нос. Что бы еще сделать? Достал из бокового кармана расческу и раз-другой провел ею по большой отнюдь не за счет волос голове. Все это он проделывал молча. Давать какую-либо оценку случившемуся было еще рано.
Пал Палыч Линько тоже молчал. Он изредка вынимал носовой платок, разворачивал его, обкладывал свой крючковатый нос и сморкался. Звук при этом получался громкий, почти трубный. Пал Палыч оглядывался по сторонам и виновато произносил: "Извините". Время от времени он смотрел в окно. Там, за садом, на высоких деревьях уже хлопотали у своих гнезд грачи. Их карканье доносилось даже сюда, в кабинет главврача. И у них споры, а иногда и драки из-за места под солнцем.
Норейко сидела за своим столом, хотя обычно руководитель, к которому приезжают с проверкой, уступает место гостям. Весь ее вид говорил о том, что ее незаслуженно обидели, что она пока вынуждена с этим мириться, но что со временем она докажет свою правоту, выведет кое-кого на чистую воду.
Вошла Титова.
– По ошибке в другое место положили, - ответила на вопросительные взгляды гостей. У Инны Кузьминичны резко сузились зрачки. Это сделало ее похожей на пойманного хищного зверька, готового в любую минуту вцепиться в неосторожно подставленную руку.
Сомов взял амбулаторную карту, медленно перелистал, выписал из нее кое-какие данные и сказал:
– Ну вот, теперь все ясно. Давайте поговорим еще с самой больной. Хотя вы, кажется, намеревались направить ее в районную больницу?
– Да, собирались, - ответила Наталья.
– А почему
– Формальность. Онкологический диспансер принимает больных только по направлению районного онколога.
– Если дело только в этом... Впрочем, направляйте в районную больницу. Кстати, ехать нам вместе, по дороге и поговорим.
Неприятный осадок остался на душе у Натальи. Она-то знает, кто написал жалобу в министерство, но многие будут думать, что это дело ее рук. Правда, Сомов сказал, что не она автор письма. Но кто этому поверит? Норейко так прямо и сказала: "А кто же еще?" Дело, конечно, не в том, кто написал. Но лучше было бы, если бы этот случай обсудили на конференции врачей района. А так о Поречской больнице станет известно из приказа по министерству. Будет упомянута и ее фамилия. Наказать не накажут, ее вины нет, но все равно неприятно. А жизнь-то, оказывается, сложная штука. Другой раз возьмет тебя в такой оборот, что голова кругом. Сейчас одна отдушина - зайти в палату, в которой лежат Алесь и Юрий. Их состояние уже не вызывает опасений. Они даже шутят. Правда, шутки, надо сказать, мрачноваты.
– Как сегодня чувствуют себя герои дорожного происшествия?
– Эх, Наталья Николаевна, - первым отозвался Юрий. - Перевели бы вы меня в другую палату.
– Переведут, не беспокойся, - сказал старший лейтенант. - Вот только поправишься - и переведут. Правда, там не будет таких удобств.
– Вот, видите, Наталья Николаевна. Ну как мне смотреть на товарища старшего лейтенанта. Прямо живой укор.
– Укор - это дело такое. Не укоряла же тебя совесть, когда угонял машину.
– Тогда я был выпимши, - дурашливо сказал Юрий.
– Выпимши... Будешь теперь сам помнить и десятому закажешь. Ну а у вас как дела? - спросила Наталья старшего лейтенанта.
– Дела у него лучше некуда. Забота со всех сторон, - ответил за Алеся Юрий. - Меня, например, подполковники не навещают.
– Трепач ты, Юра, - улыбнулась Наталья. - Ты, наверное, будешь шутить и в своем заключительном слове?
– Это уж точно. Скажу: "Граждане судьи, я считаю, что чем суровее наказание, тем глубже осознает подсудимый свою вину. Поэтому прошу вас наказать Юрия Андрица по самой страшной статье, какая только есть в нашем уголовном кодексе".
– А не считаешь ли ты, товарищ Юрий Андриц, - спросил Алесь, - что твои дурацкие шуточки могут тебе дорого обойтись?
– Как бы не так. С дурака меньше спрос.
– Еще и как могут. Возьмут граждане судьи да и удовлетворят твою просьбу.
– Думаете, товарищ старший лейтенант, что могут удовлетворить?
– Обязательно удовлетворят, - в тон Юрию ответил Алесь.
– Тогда надо будет переделать заключительное слово.
– Был тут заведующий хирургическим отделением, - сказала Наталья старшему лейтенанту. - Вас хотят перевести в районную больницу.
– Ни за что, - испугался Алесь.
– Почему?
– В дороге могут сместиться эти самые... обломки, отломки.
Хотя это было сказано серьезным тоном, Наталья, однако, уловила в нем оттенок лукавства.
– Не беспокойтесь. Все будет в наилучшем виде.
– Кроме того, я не хочу, чтобы меня вел другой врач.
– Да какое это имеет значение?
– Большущее имеет значение, - вмешался Юрий. - Старший лейтенант, Наталья Николаевна, влюбился в вас.
– Еще что-нибудь придумай, Юрий, - смеясь и пытаясь обратить сказанное Андрицем в шутку, ответила Наталья.