Глаз голема

Страуд Джонатан

— Ах ты! Я отменяю все предыдущие приказы и отдаю новый, который ты не сможешь вывернуть наизнанку! Не дай им уехать в этой машине!

— Ну ладно.

Ничего не поделаешь, надо повиноваться. Я не спеша спрыгнул со столбика и не торопясь ринулся в погоню.

Все то время, пока Натаниэль разорялся, мы с ним наблюдали, как наши приятели со всех ног мчатся по мостовой. Девчонка бежала впереди. Теперь она поравнялась с лимузином и распахнула дверцу водителя, явно намереваясь заставить его увезти их отсюда. Шофер, который всё это время не проявлял ни малейшего интереса к происходящему, продолжал сидеть, глядя перед собой. Китти принялась орать на него, выкрикивая какие-то приказы. Потом дернула

его за плечо. Шофер покачнулся и свалился вбок, прямо на ошеломленную девушку, а потом рухнул ничком на мостовую. Одна его рука бессильно откинулась в сторону.

На пару секунд все мы прекратили делать то, что делали. Девушка замерла, вероятно, удивляясь собственной силе. Я размышлял об уникальной профессиональной чести британского труженика старого закала. И даже мой хозяин ненадолго прекратил исходить пеной от удивления. Потом все подошли поближе.

— Сюрприз! — Из-за машины вынырнула улыбающаяся физиономия.

Точнее, не улыбающаяся, а ухмыляющаяся — черепа ведь, как известно, улыбаться не могут. И тем не менее от него исходила некая необузданная веселость, которая ужасно не вязалась с жидкими белыми волосами, перемазанными речным илом, с раскисшими чёрными тряпками, свисающими с костей, и с гнилостной кладбищенской вонью, которую донес до нас утренний ветерок.

— Уй-я!

Это я — красноречив, как всегда.

Гремя костями, африт Гонорий со злорадным воплем вскочил на капот машины, подбоченясь, сверкая торчащими бедренными костями, склонив набок череп. И оттуда, озаренный светом восходящего солнца, по очереди смерил взглядом нас всех.

Китти

45

На несколько секунд Китти забыла о том, что стоит на булыжной мостовой и дышит утренним воздухом — она перенеслась обратно под землю, в тёмный склеп, где смерть дышала ей в лицо и один за другим гибли её друзья. Тот же ужас, та же беспомощность. Китти ощутила, как её сила и решимость рассыпались прахом, словно сгоревшая бумага. У неё перехватило дыхание.

Потом она рассердилась на демона Бартимеуса. Теперь стало ясно, что его заявление, будто он уничтожил скелет, было очередной ложью. Потом Китти подумала о Якобе, который стоял и дрожал рядом с ней. Из-за неё он теперь погибнет — Китти знала это совершенно точно и ненавидела себя за это.

Скелет лишился большей части своей одежды, а то, что осталось, висело бесформенными клочьями на желтовато-белых костях. Золотая маска куда-то делась, багровые огоньки горели теперь в тёмных глазницах черепа. Сквозь рёбра и останки сюртука просвечивало солнце. От брюк ничего не осталось, туфли тоже исчезли. Однако энергии у скелета не убыло. Он прыгал с ноги на ногу с жутковатым порывистым проворством.

— Ну, разве не чудесно? — Веселый голос, исходящий из-за шатающихся зубов, звучал отчётливо, точно колокол. — На большее нельзя было и надеяться! Вот он я, радостный, как ягненок, хотя хрящи у меня слегка отсырели. Я снова готов взяться за дело. Чего же я хотел? Отыскать своё утраченное имущество, забрать его и пуститься своей дорогой. А что я нашёл? Мой посох — да! Целый и невредимый, как новенький! Но мало того — к нему прилагаются ещё два ягненочка, с которыми можно позабавиться: два маленьких ягненочка, о которых я думал всё время, пока меня несло через дельту в холодной-прехолодной воде и мой великолепный костюм гнил у меня на костях. О, не пытайся сделать вид, будто ты тут ни при чем, дорогая. — Пронзительный голос превратился в рык. Череп повернулся в сторону Китти. — Ты — одна из них. Маленькая мышка, которая потревожила покой моего хозяина, забрала его посох и думает, будто приличная барышня может носить в сумочке мерзкое серебро. С тобой

я разберусь последней!

Скелет подпрыгнул, вытянулся, постучал плесневыми костями по капоту лимузина и ткнул пальцем в сторону Бартимеуса, который по-прежнему оставался в облике смуглокожего мальчика.

— И ещё ты, — сказал он. — Тот, кто украл у меня лицо. Тот, кто утопил меня в Темзе. Ох, как я зол на тебя!

Возможно, демон и испугался, но, во всяком случае, виду он не подал.

— Да, я тебя понимаю, — холодно ответил он. — По правде говоря, я и сам несколько разочарован. Не будешь ли ты так любезен объяснить, как ты здесь очутился?

Скелет яростно клацнул челюстью.

— Чистая случайность спасла меня от забвения, — прошипел он. — Меня несло течением, беспомощного, в холодной-прехолодной тьме, и тут я наткнулся локтем на ржавую цепь, ведущую на дно, к якорю, лежащему на дне реки. Я мгновенно ухватился за цепь пальцами и зубами. Борясь с водой, стремящейся в океан, я пополз наверх, к свету. И куда же я выбрался? Это была старая баржа, поставленная на прикол на ночь. По мере того как жестокая вода стекала с моих костей, ко мне возвращались силы. И чего же я хотел? Мести! Но сперва посох, который вернет мне мою силу. Я день и ночь бродил вдоль берега, вынюхивая его ауру, как собака… И сегодня, — в его голосе внезапно прорвалась буйная радость, — я его нашёл, выследил его до этого самого двора и уютно поджидал его наедине с этим парнем, что на земле, — он пренебрежительно указал носком ноги на труп шофера. — Боюсь, он оказался не очень занимательным собеседником.

Бартимеус кивнул:

— Ну да, люди не славятся остроумием. Они очень скучные.

— Да-да, не правда ли?

— Просто кошмар какой-то.

— Угу. Эгей! — Скелет негодующе вскинул голову. — Да ты просто пытаешься переменить тему!

— Вовсе нет. Ты говорил, что ужасно зол на меня.

— Вот именно. О чём это я?.. Ужасно зол… Два ягненочка, девчонка и джинн…

Он, казалось, совсем утратил нить своих рассуждений.

Китти указала большим пальцем через плечо на волшебника Мэндрейка:

— А как же он?

Мэндрейк вздрогнул:

— Да я в жизни не видел этого замечательного африта! На меня ему злиться не за что.

Огоньки в глазницах черепа вспыхнули ярче.

— Если не считать того, что у тебя в руке мой посох. Это тебе не пустяк! И хуже того, ты собираешься им воспользоваться! Да-да! Не отпирайся, ты — волшебник!

Его возмущение стоило подогреть. Китти прокашлялась.

— Это он заставил меня украсть его, — сказала она. — Всё это — его рук дело. Все. И Бартимеуса на тебя натравил тоже он.

— В самом деле? — Скелет смерил Джона Мэндрейка взглядом. — Как интересно…

Он снова наклонился к Бартимеусу:

— Она права, не так ли? Этот хлыщ с посохом — действительно твой хозяин?

Молодой египтянин очень убедительно изобразил смущение.

— Боюсь, что да…

— Ц-ц! Надо же. Ну, не беспокойся. Его я тоже убью — после того, как убью тебя.

Не успев договорить, скелет поднял палец. Зелёная вспышка ударила в то место, где только что стоял демон, но мальчишка уже исчез — он сделал сальто на мостовой и ловко приземлился на мусорный бак у соседнего дома. Китти, Якоб и Джон Мэндрейк в едином порыве повернулись и бросились бежать в сторону арки, которая вела из конюшенного проезда на улицу. Китти была самой быстроногой, и именно она первой заметила, как внезапно потемнело вокруг: утреннее солнце приугасло, как будто кто-то высасывал его свет. Девушка замедлила бег и наконец остановилась. Сквозь арку во двор конюшен вползали тонкие, извилистые щупальца тьмы, а вслед за ними появилось тёмное облако. Улицы стало совсем не видно, двор конюшен оказался отрезан от окружающего мира.