Глаз голема
Шрифт:
Несколько часов спустя мать принесла ей чашку чаю в знак примирения и обнаружила, что дверь надежно заперта изнутри ножкой стула. Она сказала через дверь — дверь была тонкая, и слышно было прекрасно:
— Я совсем забыла сказать тебе одну вещь, Кэтлин. Твоего друга Якоба выписали из больницы. Его привезли домой сегодня утром.
— Да ну?! Что же ты сразу не сказала?! Из-за двери послышался грохот лихорадочно вынимаемого стула. В щели показалось покрасневшее лицо под гривой растрепанных волос.
— Мне
— Думаю, это не получится. Врачи сказали…
Но Китти уже ссыпалась вниз по лестнице.
Он сидел в кровати. На нём была новенькая, с иголочки голубая пижама, с ещё не расправившимися складочками на рукавах. Пестрые руки были сложены на коленях. Поверх одеяла стояла нетронутой стеклянная ваза с виноградом. Глаза были завязаны двумя кружочками свежей марли. На черепе отросла короткая щеточка свежих волос. Лицо осталось таким же, как запомнила его Китти: расписанным жуткими чёрно-серыми полосами.
Когда она вошла, Якоб улыбнулся слабой, кривоватой улыбкой:
— Китти! Быстро ты.
Девочка, дрожа, подошла к кровати и дотронулась до его руки:
— Откуда… Откуда ты знаешь, что это я?
— А кто же ещё ломится по лестнице, точно бешеный слон? Кроме тебя — никто. Ты как, в порядке?
Китти взглянула на свои чистые, бело-розовые руки.
— Да. Все нормально.
— Да, я слышал…
Якоб попытался снова улыбнуться, но удалось ему это с трудом.
— Тебе повезло… Я рад.
— Да. Как ты себя чувствуешь?
— Ну, измотанным. Больным. Как кусок копчёного бекона. Кожа болит, если пошевелиться. И чешется. Но мне сказали, что всё это пройдет. И глазам моим уже лучше.
Китти испытала прилив облегчения.
— Как здорово! А когда…
— Ну, когда-нибудь. Не знаю…
Он внезапно сделался усталым и раздражительным.
— Ладно, забудь об этом! Расскажи лучше, что происходит. Мне говорили, что ты была на суде?
Она рассказала ему обо всем, кроме встречи с мистером Пеннифезером. Якоб сидел в постели очень прямо, и его закопчённое лицо выглядело очень мрачно. Когда она закончила, он вздохнул.
— Какая же ты всё-таки дура, Китти! — сказал он.
— Ну, спасибочки!
Она оторвала от кисти несколько виноградин и сердито запихнула их в рот.
— Ведь говорила тебе моя мама! Она сказала…
— И она, и все остальные тоже. Они все так правы, а я вся так ошиблась!
Китти выплюнула косточки в горсть и бросила их в мусорное ведро, стоявшее рядом с кроватью.
— Поверь мне, я очень признателен за то, что ты пыталась сделать. И мне очень жаль, что ты теперь страдаешь из-за меня.
— Да ладно, фигня. Найдем мы эти деньги.
— Всем известно, что в суде справедливости не добьешься: там имеет значение
— Ну ладно, все! Хватит об этом!
Китти была не в том настроении, чтобы выслушивать лекции.
— Ну, хватит так хватит. — Якоб улыбнулся, несколько более убедительно, чем в прошлый раз. — Я даже сквозь повязки чувствую, как ты хмуришься!
Они немного посидели молча. Наконец Якоб сказал:
— В любом случае, не думай, будто Тэллоу это все так и сойдет с рук.
И почесал щёку.
— Прекрати чесаться! Что ты имеешь в виду?
— Так чешется же! Я имею в виду, что справедливости можно добиться не только через суд.
— А как ещё?
— Ой-ой! Все без толку: придётся мне сесть на руки. Подвинься-ка поближе — вдруг кто-то подслушает… Так вот. Тэллоу — волшебник и поэтому наверняка думает, что вышел сухим из воды. Он про меня быстро забудет — а может, уже забыл. И уж конечно ему не придёт в голову, что я имею какое-то отношение к Гирнекам.
— К фирме твоего папы?
— А к чьей же ещё? Конечно, к папиной фирме. И Тэллоу это дорого обойдётся. Он, как и многие другие волшебники, переплетает свои книги заклинаний у Гирнека. Мне об этом сказал Карел — он проверил по нашим гроссбухам. Тэллоу присылает нам заказы примерно раз в два года. Причём предпочитает крокодиловую кожу свекольного цвета — да-да, так что мы можем к прочим его преступлениям добавить ещё и отсутствие вкуса. Так вот, мы можем позволить себе подождать. Рано или поздно он пришлет нам очередную книгу на переплёт или закажет что-нибудь… Нет, не могу! Мне необходимо почесаться!
— Не надо, Якоб! Съешь вот лучше виноградинку — отвлекись как-нибудь.
— А толку-то? Я просыпаюсь по ночам — и обнаруживаю, что чешусь. Маме приходится забинтовывать мне руки, чтобы я не чесался. Нет, я сейчас умру! Скажи маме, пусть принесет крем.
— Я лучше пойду…
— Погоди минутку! О чём это я? Ах да, так вот: в следующий раз мы не только переплетем Тэллоу книжку, но и поменяем ещё кое-что.
Китти наморщила лоб:
— А что именно — заклинания? Якоб мрачно усмехнулся:
— Можно поменять местами страницы, подправить слово или запятую, изменить график — главное, знать, что делаешь. На самом деле это вполне возможно — для некоторых папиных знакомых это проще простого. Мы переделаем несколько самых употребительных заклинаний, а потом… Посмотрим.
— А он не заметит?
— Да он просто прочтет заклинание, начертит пентакль, или что там полагается сделать, и тогда… Кто знает? С волшебниками, которые неправильно читают заклинания, могут случиться самые неприятные вещи. Папа всегда говорит: «Магия — наука точная».