Глаз Охотника
Шрифт:
Урус судорожно сжал кулаки:
— Эмир и не собирался сохранять им жизнь. Эта неделя сроку, которую он дал нам, служила для отвода глаз!
Риата взяла его за руку, разжала кулак, погладила пальцы.
— Если то, что сказал Гвилли, — правда, то у эмира и вовсе нет противоядия. И здесь ложь.
Урус посмотрел на эльфийку: в глазах его отразилось отчаяние:
— Я чувствую себя абсолютно беспомощным.
Риата вздохнула:
— Я тоже, любимый.
Араван неожиданно сорвался с места и кинулся к лошади.
— Лично я разъярен настолько, что, кроме гнева, ничего больше не ощущаю. Клянусь, если мы выживем
Риата прошептала:
— О Адон, как я устала!
— Поспи, любовь моя. Я тебя разбужу, если что, — проговорил Урус, прижимая дару к себе.
Время уже близилось к полудню, когда вернулся Араван. Урус колдовал над чайником, а Риата и ваэрлинги лежали в тени под импровизированными тентами: эльфийка — под натянутым на палки плащом Уруса, варорцы — под одеялом.
Араван спешился, привязал лошадь и взял предложенный ломоть хлеба.
— Отыскал воду? — тихонько спросил человек, боясь разбудить спящих.
— Да, — так же тихо ответил Араван. — Милях в трех отсюда. Еле нашел между скал. Спасибо голубям — без них не отыскал бы.
Чайник закипел, и Урус снял его с огня. Бросил в воду чайные листья, прикрыл крышкой и поставил завариваться. Араван покосился в сторону ваэрлингов и вопросительно поднял бровь.
— Все так же, — вздохнул Медведь, отвечая на немой вопрос эльфа.
Оба притихли и сидели в молчании, вдыхая аромат свежезаваренного чая.
Риата заворочалась и открыла глаза. Тихонько застонав, она села и, окончательно проснувшись, встала и направилась к лежавшим без сознания ваэрлингам. Нагнувшись над ними, эльфийка пощупала их пульс, а затем оттянула веко у каждого, проверяя реакцию зрачка на дневной свет. Сокрушенно покачав головой, дара произнесла:
— Без изменения. Вскипятите еще воды, я заварю гвинтим, все равно у нас ничего, кроме него, нет.
После полудня они перевезли варорцев на новое место.
Араван с Фэрил на руках ехал впереди, показывая дорогу, за ним Риата, а замыкал вереницу Урус, который вез Гвилли. Проехав около трех миль на восток, друзья увидели перед собой казавшийся неприступным утес, изрезанный, как морщинами, кривыми продольными трещинами. Араван направился прямо к скале, как будто не замечая преграды. Друзья, не задавая лишних вопросов, двинулись за ним. Чуть-чуть не доезжая до каменной стены, эльф повернул направо, и Риата, несмотря на свое удивление, последовала за ним. Они исчезли, будто поглощенные утесом, и Урус поспешил за ними. Друзья проехали сквозь узкое отверстие в отвесной стене и попали в тесный, будто выдолбленный в скале узкий ход, уходивший вправо. Ход изгибался и петлял, но уже через двадцать ярдов вывел товарищей в неглубокую пещеру. Сквозь отверстия в нависающем каменном своде
Пораженные открывшимся им великолепием, друзья в молчании выехали под открытое небо. Впереди, еще через ярдов тридцать-сорок, в дальнем конце ложбины их взору открылось маленькое озерцо, вода в которое стекала прямо из скалы. На берегу стояло гигантское дерево со стволом, казавшимся неохватным. Ветви его нависали над водой, будто закрывая ее.
Вокруг царила глубокая тишина, и звук журчащей воды только усиливал ее.
— Если бы я не знал, что в Гирее дубы не растут, я бы сказал, что это дерево — дуб, — шепотом проговорил Урус.
Араван повернулся в седле и посмотрел на Медведя:
— Глаза тебя не обманывают. В этом дивном месте и вправду растет дуб.
Риата спешилась и подошла к эльфу, чтобы принять у него Гвилли. Урус передал Фэрил сошедшему с коня Аравану.
Пока эльфийка с человеком готовили в пещере постель для варорцев, Араван снял с лошадей упряжь и отвел к пруду попить.
Урус ненадолго покинул пещеру и вернулся с охапкой хвороста. Затем они с Араваном выложили камнями место для костра, и Риата развела огонь. Стоило дровам заняться, как по пещере пронесся вздох ветерка, будто это благословенное место наполнилось скорбью при виде огня, а гигантский дуб заволновался и зашелестел листьями.
Араван встал и, словно обращаясь к духу пещеры, произнес:
— Это необходимость. У нас нет другого выхода.
Друзья так и не поняли, к кому были обращены таинственные слова эльфа, но согласились с ним, когда он попросил затушить огонь, как только вскипит чайник.
— Никаких перемен, — тяжело вздохнула Риата, отпуская руку Гвилли.
Урус обернулся:
— Сколько времени прошло?
Араван один за другим распрямил три пальца:
— Один день до того, как мы приехали сюда, и два дня здесь — всего три дня.
Риата наклонилась к Фэрил и припала ухом к ее груди:
— Сердце бьется, но еле-еле. Боюсь, что гвинтим лишь оттягивает страшный час, смягчая действие яда. Как только наши запасы золотистых листьев иссякнут, отрава снова возьмет свое.
Урус так стиснул руки, что костяшки пальцев побелели.
— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Наверняка у эмира есть противоядие, и мы должны…
Араван отрицательно покачал головой:
— Нет, Урус. Гвилли знал, когда говорил, что противоядия у эмира нет.
Ночью Араван сидел на большом камне на берегу пруда и охранял покой друзей. Он думал о бледных, едва дышавших ваэрлингах, и сердце его сжималось при мысли о том, что запас гвинтима постепенно тает.
Эльф рассеянно посмотрел на озерцо и подивился странностям природы: вода текла в пруд, наполняла его, но не переливалась через край. Наверное, вода уходит вниз, под землю. Вскоре мысли его снова вернулись к умирающим, и эльф начал молиться Адону, как он это часто делал в последнее время. Араван понимал, что его мольбы о помощи ни к чему не приведут, ибо Адон поклялся не вмешиваться в дела существ, населяющих Средние сферы: слишком они слабы и помощь всемогущих богов может пойти им во вред. К тому же Адон надеялся на ум и предприимчивость своих созданий и предоставлял им полную свободу действий.