Глаз урагана
Шрифт:
– Его закрытие обошлось казне в три тысячи долларов, – вздохнул Беликов. – Но все позади.
– Позади, – согласился Саша, откидываясь на спинку сиденья.
«А вот и нет», – мысленно возразил ему Беликов.
На подъезде к месту «Крайслер» едва не врезался в мотоцикл, владельцу которого вздумалось бросить руль, чтобы жестами выразить восхищение какой-то блондинке, переходившей дорогу.
– Господи, как же я хочу домой! – воскликнул Беликов с надрывом.
Такая горячность была объяснима. Возвращение на родину
– В гостях хорошо, а дома лучше, – подтвердил Саша, выбираясь из машины. – Зачем мы приехали в Цитадель? Со мной хочет встретиться Галатей?
– Хочет, – кивнул Беликов, включил электронные запоры «Крайслера» и добавил: – Но сперва побеседуем с глазу на глаз.
– Почему здесь?
– Почему нет?
Саша посмотрел на желто-розовый горизонт с алым солнечным шаром и отстраненно подумал, что было бы обидно умереть под этим неописуемо красивым и непередаваемо чужим небосклоном. Впрочем, умирать обидно везде и всегда. Окружающий антураж не имеет значения.
– Насколько мне известно, – сказал Саша, – здесь вотчина наших американских друзей.
– Крепость большая, – подмигнул Беликов. – Всем места хватит.
«Большая» – это было явное преуменьшение. Цитадель, считающаяся главной достопримечательностью Каира, была огромной. В двенадцатом веке, когда началось ее строительство, Саладин планировал возвести стены вокруг всего города до берегов Нила. Замысел так и не был осуществлен, но сооружение получилось внушительным. Внутри крепости помещалось множество казарм, складов, дворцов, мечетей.
– Только не веди меня в мечеть султана Хасана, – шутливо взмолился Саша. – Как только я попадаю внутрь, мне хочется запеть «Аве, Мария».
– С какой стати? – наморщил лоб Беликов.
– Акустика. Ты любишь эхо?
– Я не люблю эхо, а мусульмане не любят шумных иностранцев. Как-то одному россиянину вздумалось отколупнуть кусочек от Алебастровой мечети, ну, чтобы убедиться в том, что она действительно алебастровая…
Последовала многозначительная пауза.
– И что? – не выдержал Саша.
– Чуть не получил пожизненное, – с удовольствием произнес Беликов. – Оправдательный приговор обошелся ему…
Он вздрогнул, наткнувшись взглядом на черную фигуру, преградившую дорогу. Судя по хламиде и большим влажным глазам, это была женщина. Волос и лица у нее практически не осталось. Глаза и оскаленные желтые зубы. Плюс к этому рука, протянутая за милостыней. Скрюченная и тонкая, как птичья лапа.
Саша и Беликов одновременно полезли в карманы за мелочью, но заставить себя вложить деньги в раскрытую ладонь не сумели. Один положил подношение у ног уродливой нищенки. Второй предпочел монеты бросить, и они со звоном покатились по булыжникам.
– Тсэнк ю, – клацнула зубами женщина с черепом вместо головы. – Гуд лак. Би кар-рефул.
Визгливо засмеявшись, она присела, чтобы собрать монеты.
Облившиеся ледяным потом мужчины поспешили прочь, опасливо оглядываясь на ходу. Пожелание удачи прозвучало как проклятие, а призыв быть осторожными
– Душно, – пожаловался Беликов, ослабляя узел галстука.
– Душно, – поддакнул легко одетый Саша.
Он хотел сказать, что, наверное, ночью будет гроза, но осекся. В Каире не бывает гроз. Только томящее предчувствие их да вспышки далеких зарниц. И никуда от этого ни деться. Проклятый город. Проклятая работа.
Они пристроились за вереницей пестро одетых негров, ошалело косящихся на каждую белую женщину и даже на эмансипированных египтянок, не носящих паранджу. «О! – постанывали африканцы. – О! О!»
«Вот кому действительно душно», – подумал Саша, проходя сквозь рамку металлоискателя. При этом он неотрывно следил за своим имуществом, выложенным на стол. Тот, кто собирается побывать в Цитадели, должен проявлять не меньшую бдительность, чем сами полицейские на входе. Иначе можно запросто остаться без денег или мобильника. Саша подозревал, что комедия с досмотром придумана специально для того, чтобы обирать доверчивых иностранцев. А однажды он был свидетелем того, как полицейские не пропускали в крепость молодую женщину в джинсах. Они требовали, чтобы она разделась, отказываясь признавать, что детектор звенит, реагируя на металлические заклепки. В какой-то момент она заколебалась, взявшись за пуговицу, и у полицейских глаза вылезли из орбит. Продолжи женщина начатое, они бы скончались на месте от апоплексического удара.
– Давненько я не стаивал в очередях, – признался Беликов, присоединившись к Саше. – Помнишь, что творилось в Москве, когда завозили колбасу, водку или модные шмотки? СССР следовало уничтожить уже за один только постоянный дефицит всего и вся.
– Так они и сделали, – пожал плечами Саша, не уточняя, кого имеет в виду. – Но сначала была перестройка с ее пустыми прилавками, а потом уж все остальное. Разозлили народ, пошуршали перед носом демократическими газетками, отвели глаза, заморочили головы и подвели к пропасти.
– Ты говоришь так, словно жалеешь о Советском Союзе.
– Да ни о чем я не жалею, – спохватился Саша. – После драки кулаками не машут.
– Машут, – возразил Беликов. – Дураки.
Они миновали мечеть Мухаммеда Али, воздвигнутую, разумеется, не в честь знаменитого боксера шестидесятых. За ней обнаружился тихий безлюдный дворик с выщербленным мозаичным полом и резной оградой. Из мечети доносился невнятный гул голосов.
– Странное место для беседы, – пробормотал Саша, озираясь. – Мы тут как два тополя на Плющихе.
– Три, – улыбнулся Беликов. – Три тополя.
И действительно, из затененной колоннады вышел седобородый араб в белом. Свернутый молитвенный коврик в его руках походил на старинный пулемет.
– Минарет? – спросил он, дружелюбно скалясь. – Смотреть? Тогда платить.
– За что платить? – вскинул подбородок Беликов. – Мы сами смотреть. И ходить, – он изобразил на пальцах шагающего человечка, – и ходить сами.
– Сами нельзя. Дэнжероус.
– Опасно?
– Да. Вери-вери дэнжероус.