Глаз урагана
Шрифт:
Рассудив так, Беликов не удержался от усмешки. Знай он, как долго и как тщательно Саша отрабатывал именно такую линию поведения, он не выглядел бы столь самодовольным. Перед ним находился перевертыш, то есть сознательно расколовшийся и продавшийся агент. Находясь в Ираке, Беликов тоже связался с ЦРУ сознательно, но считался кротом, а не перевертышем. Существенная разница. Саша лишь имитировал капитуляцию. Беликов работал на американцев по-настоящему.
И вот теперь обоим предстоял поединок
– Я хотел сказать, – заговорил он, растягивая слова и паузы, – что всякое может случиться. Может быть, – Беликов вспомнил трюк с кочергой, проделанный Галатеем в посольстве, и хихикнул, – может быть, один из нас сломает ногу в потемках, и его придется нести на носилках. Тогда без Хакима не обойтись.
– Хаким – это старик? – уточнил Саша.
– Ты чертовски проницателен, – съязвил Беликов. Он вдруг пожалел, что не курит. Сейчас бы хорошо достать пачку, не спеша вытянуть из нее сигарету, не спеша прикурить, сделать несколько глубоких затяжек, чтобы выпускать дым долго-долго, терзая собеседника неизвестностью.
Последние годы Беликов постоянно помнил о возможности разоблачения, и это отравляло ему существование. Пусть теперь другой испытает на своей шкуре, каково это – быть двойным агентом. Добро пожаловать в клуб изменников родины! Или врагов народа, как сказали бы полвека назад. Но времена, они меняются, и жизнь не стоит на месте. Глядишь, через каких-нибудь пять-десять лет врагами народа станут как раз те, кто тем или иным образом противодействовал распространению демократии. Враги американского народа, вот как это будет звучать. Враги прогресса, противники либерализма, подлые приспешники тоталитаризма. А тому, кто не хочет попасть в команду проигравших, нечего выкобениваться и строить из себя благородных рыцарей.
Саша же Горовец продолжал валять дурака, рассчитывая выйти сухим из воды.
– Что за тон? – недовольно спросил он, поднимаясь во весь рост. – Слушай, мне не нравится ни твое поведение, ни место встречи. Галатей знает о нашем разговоре?
– Нет, – улыбнулся Беликов.
– Тогда какого черта? – возмутился Саша. – Что ты себе позволяешь? Сомневаюсь, что, пока я сидел за решеткой, тебе поручили возглавить операцию.
– Правильно сомневаешься. Такие вещи с бухты-барахты не делаются, а за решеткой ты провел всего ничего.
– Что?
– Что слышал. – Беликов заложил руки за спину и качнулся с пятки на носок. – Я в курсе твоих похождений. Даже раздвижное креслице видел своими глазами. Ну и видеосъемку твоих показаний. Представляешь, что сотворит с тобой твой любимый Галатей, если узнает, как ты его подставил?
Саша затравленно посмотрел по сторонам, словно надеясь, что происходящее всего лишь дурной сон. Словно из фиолетовой мглы, постепенно окутывающей Каир, могли возникнуть добрые ангелы, спешащие ему на помощь. Но не протрубили трубы, не прозвучал глас господень, не запылали на небесах знаки, подсказывающие правильный путь. Нужно было выкручиваться самостоятельно. Ни на секунду не забывая о том, что беседа ведется не в кабинете, а на высокой башне, выход из которой охраняет затаившийся
– Никого я не подставлял, – набычился он.
– А как это называется? – поднял брови Беликов. – Ты выложил Стейблу все, включая то, о чем тебя вообще не спрашивали. Рассказал, кто, как и почему опекает Наталью Верещагину, выдал кучу наших внутренних секретов, продиктовал коды, фамилии, явки…
– Наших внутренних секретов, – с горечью повторил Саша. – Наших!
– Но ведь мы служим России, м-м?
– Отчизны верные сыны, ага.
– Оставь этот скепсис, – посоветовал Беликов. – И замогильный тон тоже оставь. Назвался груздем, полезай в кузов.
– Ты, – спросил Саша, – притащил меня сюда, чтобы похвастаться знанием народных поговорок?
– Никто тебя никуда не тащил. И даже не пытал, заметь. Ты сам сделал свой выбор. Под давлением обстоятельств? – Беликов сам ответил на свой вопрос: – Да. Но на кого не давят чертовы обстоятельства? Может быть, на меня? – Он ткнул себя пальцем в грудь и покачал головой. – Увы, Саша. Я такая же подневольная птица, как и ты. Все мы кому-нибудь подчиняемся. Жене, начальству, родителям, Господу Богу, наконец. Так устроен мир, и лично я по этому поводу закатывать истерики не собираюсь. Тебя что-то не устраивает? Так прямо и скажи.
– Галстук у тебя идиотский, – проворчал Саша. – А в остальном все нормально.
Беликов обиделся.
– Мой галстук стоит больше, чем ты тратишь на все остальные шмотки, понял? И бумажник полон, и здесь, – Беликов похлопал себя по лбу, – не пусто. Потому что я приспосабливаюсь лучше и рефлексирую меньше. Короче, – он вперил в Сашу тяжелый, немигающий взгляд, – ты готов работать или кокетничать будешь?
Сашины кулаки чесались от почти непреодолимого желания пройтись по ненавистной физиономии. Сцепив пальцы и зубы, он процедил:
– Проверочку, значит, решили мне устроить? На предмет благонадежности? Так вот, никакого Стейбла я не знаю и в порочащих связях замечен не был. Сперва докажи, а потом обвиняй. Где факты? Факты у тебя есть, я спрашиваю?
Демонстративно зевнув, Беликов отвернулся и как бы нехотя произнес условную фразу. Пароль был назван Саше перед возвращением в тюрьму и звучал он буднично:
– А не поужинать ли нам вместе? Признаться, я проголодался как волк.
– Обязательно поужинаем, – механически произнес Саша, – но не сегодня. У меня после тюремного рациона желудок расстроился.
Он испустил тяжелый вздох. Беликов покровительственно потрепал его по плечу:
– Успокойся. Родину мы не предаем, потому что родину давно с молотка распродали. Что касается Галатея, то он еще та птица. Не удивлюсь, если узнаю, что он тоже ведет двойную игру. Закон жанра. – Беликов развел руками. – Сегодня вербуешь ты, завтра вербуют тебя. Ну и что? Нужно пользоваться случаем. На оклад и командировочные не проживешь.
Саша не пожелал философствовать на общие темы. Осведомился глухо: