Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Ты видела? — обернулся он к Нине. — Нет, ты это видела? Это не я, это он сам! Все, теперь тебе не отвертеться! Пацан сказал — пацан сделал!
— Тише, не кричи. Кузя не переносит крика, у него очень чуткий слух. — Нина подошла, присела рядом с Никитой на корточки и нежно провела ладонью по золотистой собачьей головке, приминая тотчас же вновь вставшие торчком острые ушки. — Хочешь выдать меня замуж, да, Кузя? Хочешь сбыть меня с рук, да?
— Не морочь голову псу! Что значит «сбыть с рук»? Он при тебе останется. Или ты при нем, я уж не знаю. «Ведь нельзя же, согласись, поместить
Он распрямился и обнял Нину. Несколько минут они стояли обнявшись и молчали.
— Давай вещи перенесем в мою спальню, — предложил Никита. — В нашу, — уточнил он.
— Может, это неудобно? — встревожилась Нина. — Я уже привыкла к этой комнате… Мне очень нравится этот столик.
— Есть еще один вариант. Идем. — Никита схватил ее за руку и потянул за собой. Они вышли из комнаты, в коридоре он толкнул какую-то дверь. — Вот смотри. Это Ольгина бывшая спальня.
Нина с интересом огляделась. Средних размеров комната неправильной формы, с множеством интересных ниш, была совершенно пуста. О прежней хозяйке напоминали разве что шелковые китайские обои, расписанные вручную райскими птицами, и золоченая лепнина на потолке.
— Обои можно сменить. — Никита словно читал ее мысли. — Вон там, — он кивнул на внутреннюю дверь, — гардеробная. Моя спальня рядом. А ванная у нас будет общая. На столик никто не покушается, он твой. А мне знаешь что нравится? Твой буфет. Откуда он у тебя?
— Купила по объявлению. Его отдавала буквально за копейки одна пожилая пара. В Израиль уезжали. А мне было очень удобно: туда слона можно спрятать. Я его сама реставрировала, — гордо сообщила Нина. — Отскоблила старый лак и все покрасила заново. Это было еще до Кузи, при нем ничего бы не вышло. Лак слишком сильно пахнет.
— Буфет отлично встанет у меня… у нас в столовой, — сказал Никита. — Там как раз не хватает чего-то в этом роде. В понедельник вызову перевозчиков, скажи только, на какой день. Чтоб не было никаких примерок, никакой суеты.
— Погоди, у меня и без того голова кругом идет. Мне надо привыкнуть к этой мысли.
— Вот до понедельника и привыкай. — В кармане у Никиты зазвонил телефон, он вынул его, взглянул на определитель и сразу помрачнел. — Да, папа.
Нина хотела выйти, но он ее удержал.
— Я тут неподалеку, — говорил знакомый голос в трубке. — Решил к тебе заглянуть, если ты не против.
Слова прозвучали нестерпимо фальшиво. Для очередного «как только, так сразу» было еще рановато. Никита тут же догадался, что это Чечеткин засылает парламентера.
— Да, заходи. Я предупрежу охрану.
— Что-то случилось? — встревожилась Нина, увидев, что он черен, как туча.
— Нет, все в порядке, — солгал Никита. — Это мой отец. Я с ним внизу поговорю.
Он вышел и спустился по лестнице вниз, на ходу набирая номер домовой охраны. Звонок в дверь раздался буквально через пять минут. Никита решил принять отца в библиотеке. Ему не хотелось впускать такого ненадежного человека к себе в кабинет.
Библиотека, огромная комната, от обилия книг казалась маленькой
Никита усадил отца на диван, а сам сел в мягкое кресло.
— Я тебя слушаю, папа. У тебя ко мне какое-то дело?
Игорь Юрьевич постарел. Он все еще мог считаться интересным мужчиной, но время и беспорядочная жизнь взяли свою дань. Кожа лица, вся в мелких суетливых морщинках, углублявшихся при каждом мимическом движении, стала пастозной, нездоровой. Благородная седина уже заметно редела, выдаваясь «вдовьим мыском» на лбу. Появился второй подбородок. Игорь Юрьевич явно знал об этом. В разговоре он то и дело вскидывал голову и вытягивал шею, чтобы скрыть недостаток.
— Видишь ли, сынок, — Игорь Юрьевич, видимо, решил начать издалека, — я понимаю, я был не самым образцовым отцом.
— Почему был? Ты все еще мой отец.
— Гм… да. Видишь ли, дело в том, что я встретил одну женщину…
— Очередная вечная любовь? — насмешливо осведомился Никита.
— Я понимаю твою иронию, наверное, я это заслужил, но… ты никогда прежде не был так зол.
— Ну что ты, папа, тебе показалось. О какой сумме речь?
— Речь идет не о деньгах. — Игорь Юрьевич выпрямился с видом оскорбленного достоинства и вздернул подбородок. — Эта женщина… У нее двое детей от первого брака, и старший сын уже взрослый, он живет в Америке. В Пало-Альто. Это под Сан-Франциско.
— Я знаю, где это, — кивнул Никита. — Я там бывал. Неплохое местечко.
— Она может воссоединиться с сыном…
— Понял. Она пойдет паровозом, а ты прицепом.
— Откуда в тебе этот цинизм? — возмутился отец.
— Жизнь такая, — пожал плечами Никита. — А в чем проблема-то? Ты хочешь уехать в Америку? С этой женщиной? Пожалуйста, я — за. Совет да любовь.
— Ты не понимаешь. — Игорь Юрьевич тяжело вздохнул. — Я не хочу на старости лет жить на социальное пособие.
— А говорил, речь не о деньгах, — засмеялся Никита.
— Я не хочу просить деньги у тебя. Я могу достать их в другом месте И раздать все свои долги. А ты, Никита, можешь мне в этом помочь. Я буду обеспечен на всю жизнь! Я верну тебе сполна все, что занимал!
— Я никогда об этом не просил. Мне ты ничего не должен, забудь об этом. У тебя много других долгов?
— Да нет, все по мелочи, но я хочу их вернуть. А главное, я там не буду стеснен в средствах.
— И что для этого нужно? — спросил Никита, хотя заранее знал ответ.
Он не ошибся.
— Сынок, ты напрасно поссорился с Валерий Иванычем. Не знаю, что у вас там за счеты, но уж в последней услуге ты не можешь ему отказать.
— Он что, на тот свет собрался? — засмеялся Никита.
— Он тяжело болен, над этим смеяться грех, — укоризненно покачал головой Игорь Юрьевич.
— Извини, ты сказал о последней услуге, вот я и…
— Ему нужно срочно перевести деньги за границу, — перебил сына Игорь Юрьевич. — Уж один-то транш ты мог бы взять на себя.