Глаза погребенных
Шрифт:
Они ждали. В боевой готовности. Солдаты ночи, исполнители приговора. Приговоренный должен с минуты на минуту появиться — ведь у него нет иного исхода, кроме смерти. С моря доносился рокот прибоя.
Но они не слышали его. Они прислушивались к молчанию ночи. Упал лист. Взлетела птица. Скатилась капля росы. От малейшего шума волосы шевелятся. Что это? Предупреждение? Инстинктивно они сдерживали дыхание и приникали к земле, сжимая в руках оружие, пристальнее всматриваясь в темную дорогу. А траурная церемония продолжалась, и комендант продолжал
— Приказ выполнен?
— Я взял с собой все, что было найдено…
— Так уж и быть, я прощу вам на этот раз непочтительное отношение к старшим, но на будущее — учтите. Идите быстрее, бумаги оставьте у меня в кабинете, заприте его на ключ и немедленно возвращайтесь. Оружие с собой?
— Пистолет.
— Достаточно.
— С вашего разрешения…
— Можете идти.
— Как времена меняются! — воскликнул Лусеро, заметив, что капитан Каркамо удалился. — Раньше все было по-другому. Раньше такие вопросы не решали с помощью оружия… Вы курите, майор?
— Я, знаете ли, курю обычно наш табак, отечественный, но чтобы не уронить себя в ваших глазах, приму одну из ваших… — Он сунул толстые пальцы, большой и указательный, в портсигар дона Хуанчо — массивный золотой портсигар с монограммой из бриллиантов и рубинов. — Что это за марка? — спросил майор, читая надпись на сигарете, затем поднес ее к носу и с наслаждением вдохнул аромат, прежде чем сунуть сигарету в рот.
— Да, майор, скажу я вам, довелось нам жить в весьма трудные времена.
— Что о вас говорить, вы купаетесь в деньгах!.. Вот нам каково, подвешены за шею в течение всего месяца в ожидании святого дня получки.
— Как бы то ни было, майор, как бы то ни было, все это очень сложно. Представляете себе, какой оборот приняли события в Бананере, а всеобщая забастовка, которой угрожают…
— Мы, как кто-то сказал, очутились в кратере вулкана!.. — воскликнул похожий на луковицу майор не то насмешливо, не то серьезно.
— А это значит, что времена настали скверные — и не потому, что ныне идет борьба против Компании — в свое время мы тоже в ней приняли участие, причем настолько активное, что нас, меня и моего брата Лино, арестовали. Связали, привезли в столицу и бросили в одиночные камеры. Если бы не Лестер Мид, сгноили бы нас в тюрьме.
— Он был гринго, а, между нами говоря, гринго — значит, всесильный.
— Гринго, но из хороших…
— Для вас, что и говорить, это была лотерея…
— Идеалист, своего рода практический идеалист! Помнится, как вначале, когда мы только еще начинали организовываться, чтобы выступить против «Платанеры», он сказал нам: это вам, ребята, не поединок на мачете, а напряженная экономическая борьба, и выиграть ее можно, лишь создавая источники богатства, развивая промышленность… Он так говорил, да… Ах, если бы этот человек не умер, — будь проклят тот ураган, что унес его!.. — организовал бы он предприятие свободных тружеников, не питающих друг
— Вот так и бывает: хороший человек попадает в могилу, а плохой — на трон…
— Он предугадал все, что сейчас происходит, — и также вооруженную борьбу, борьбу не на жизнь, а на смерть… Он так и говорил, да… Он не был столь бескорыстен, когда создавал «Тропикаль платанеру», ведь «Платанера» не только не подрывала интересы акционеров, но и содействовала им своим справедливым курсом по отношению к нашей стране и к рабочим. Если бы Лестер Мид был жив, банановая политика в корне была бы изменена и не было бы нынешних конфликтов, которые с каждым разом становятся все более острыми. Возможно, он основал бы обособленную Компанию.
— Да, но его поглотила бы более крупная Компания, как это произошло в Ибуэрас…
— Возникли две концепции, две системы в эксплуатации банановых богатств: одна — Зеленого Папы, вторая — Лестера Мида, и победила та, которая принадлежит пирату, Его Зеленому Святейшеству, победила с помощью святых сил природы, — помог ураган, обрушившийся на плантации Юга и оборвавший жизнь Лестера Мида. Но надолго ли эта победа? Не говорил ли сам Лестер Mид, что налетит другой ураган, ураган восстания трудящихся, требующих справедливости, и этот ураган сметет все? Это подтверждается событиями нашего времени…
— Кого я хотел бы узнать ближе, так это его жену… — Комендант вылупил остекленевшие крокодильи глаза на Лусеро и, тяжело дыша, будто через нос и рот выходил у него весь жар тела, добавил: — Похоже, эта женщина стоила кое-чего, я имею в виду — стоила как женщина…
— По правде говоря, майор, я на нее смотрел только как на высшее воплощение идеалов ее мужа…
Лусеро пододвинул свой стул к стулу коменданта, и тот, решив, что Хуан собирается рассказать что-то интимное насчет Лиленд, наклонился и почти при- жал ухо к губам собеседника, но, услышав, что тот продолжает говорить о «Тропикаль платанере», зевнул во весь рот.
— И в этом случае, как всегда, насилие исходило от Компании…
Не в силах сдержать новый зевок, комендант широко открыл рот, уже не прикрывая его ладонью, и попытался возразить Лусеро.
— Большей частью! Большей частью… — настаивал Лусеро. — Рабочие стали защищаться, когда увидели, что их атакуют, решили обороняться на набережной. Почему же войска открыли огонь против них?
— Армия, мой друг, вы должны это знать, выполняет приказы, а приказ есть приказ.
— Никто не утверждает, что армия виновата. Мы говорим о Компании. Это верно, что армия выполняет приказы, а однако, задумывались ли офицеры нашей армии, мой уважаемый майор, кто отдает эти приказы? Закуривайте еще…
— Буду курить свои, если хотите, угощу…
— С удовольствием, хотя они, кажется, крепковаты…
Они зажгли сигареты из тех, что курил комендант, и после первых затяжек Лусеро закашлялся — табак был крепкий, как перец. Передохнув, Лусеро продол- жал конфиденциальным тоном: