Глаза убийцы
Шрифт:
— Но вы считаете, что он мог их убить.
— Это слишком сильно сказано, — проговорил врач. Он наконец повернулся и посмотрел на Лукаса. — Тогда бы я позвонил в полицию. При наличии медицинских доказательств, если бы кто-то видел или имел основания подозревать, что он это сделал, я не колебался бы ни минуты. Но ничего такого не было. Ничего, кроме ощущения, которое вполне могло быть нашей психологической реакцией, связанной с тем, что чужак вмешивается в то, что сам Беккер называл «ритуалом смерти».
— Он опубликовал какую-нибудь работу на данную тему? — спросил Дэвенпорт.
— Да.
— Буду вам очень признателен, — сказал Лукас. — Хорошо. Вы знаете, что произошло пару дней назад?
— Убили жену Беккера.
— Мы занимаемся расследованием ее смерти. Должен вам признаться, кое-кто считает, что Беккер приложил к этому руку.
— Ну не знаю. Я сомневаюсь, — мрачно проговорил Мэррием.
— Судя по вашему тону, вы допускаете, что он способен на такое…
— Если бы он знал, что его жену должны убить, он бы непременно при этом присутствовал, чтобы посмотреть, как это произойдет, — ответил врач. Неожиданно смутившись, он добавил: — Вообще-то я не знаю, верю ли я в такую возможность.
— Хм, — протянул Лукас, внимательно взглянув на своего собеседника. — Беккер по-прежнему работает в больнице с живыми пациентами?
— Да. Не на нашем отделении. На других. Пару раз я видел его в операционных и в палатах, где лежат тяжелобольные.
— Вы кому-нибудь говорили?..
— Послушайте, я же ничего не знаю наверняка, — сердито ответил доктор, на мгновение забыв о манерах. — Это моя проблема. Если я что-то скажу, это будет означать, что я назвал его убийцей. Ради бога, поймите, я не могу так поступить.
— В частной беседе…
— Здесь? Это станет всеобщим достоянием через тридцать секунд, — сказал врач и провел рукой по редким волосам. — Пока вы не поработаете в университетской больнице некоторое время, вы не почувствуете на своей шкуре, что такое клевета. В нашем штате найдется человек десять, которые совершенно уверены, что в будущем году они станут нобелевскими лауреатами, если только какой-нибудь придурок из вышестоящей организации не испортит им все дело. Если я что-нибудь скажу о Беккере, через пять минут об этом узнает вся больница. Еще через пять минут мои слова донесут до него, указав, что это я распускаю слухи. Я ничего не могу сделать.
— Хорошо. — Лукас кивнул, встал и взял куртку. — Вы мне дадите копию его работы?
— Конечно. И если я еще чем-то смогу помочь, звоните, и я все сделаю. Но вы же понимаете, в каком я сложном положении.
— Разумеется.
Дэвенпорт направился к двери, но Мэррием его остановил, быстро взмахнув рукой.
— Я все пытался придумать, как охарактеризовать поведение Беккера рядом с умирающими пациентами, — сказал он. — Когда вы читаете о фанатиках, устраивающих крестовые походы против порнографии, вы, конечно, чувствуете, что с ними что-то не так, верно? Вы понимаете, что их интерес к предмету выходит далеко за рамки обычного. Как если бы человек собрал коллекцию из двух тысяч порножурналов, чтобы доказать, насколько это ужасно. Так вот, это о Беккере. Когда какой-нибудь ребенок умирал, он напускал на себя благолепную печаль, но при взгляде на него возникало ощущение,
— Звучит так, словно он чудовище, — заметил Лукас.
— Я онколог, — просто сказал Мэррием. — И верю в чудовищ.
Лукас вышел из больницы, держа руки в карманах и раздумывая над тем, что он услышал. Ему улыбнулась симпатичная медсестра, и он автоматически улыбнулся в ответ, хотя в душе у него царил мрак. Неужели Беккер убивал детей?
Судебный патологоанатом оказался полным мрачным мужчиной. Его губы и щеки были такими розовыми и блестящими, что казалось, будто он решил воспользоваться косметикой, которую прихватил в похоронном бюро. Он протянул Лукасу папку с отчетом по вскрытию Стефани Беккер.
— Если вас интересует мое мнение, тот, кто ее убил, либо псих, либо хотел, чтобы все так подумали, — сказал эксперт. — Ее череп напоминал разбитое яйцо — сплошные осколки. Бутылка, которой ее били, была одной из тех сувенирных вещиц, какие туристы привозят из Мексики. Знаете, такая сине-зеленая, тяжелая и массивная, скорее ваза, чем бутылка. Стекло примерно в полдюйма толщиной. Когда бутылка разбилась, он использовал ее вместо ножа и вбил края прямо в глаза своей жертве. Ее лицо изуродовано, вы увидите на снимках. Но…
— Что?
— Остальное тело не тронуто. Нет ощущения, что он наносил удары куда попало. Когда человек сидит на стимуляторах или пи-си-пи, его здорово качает и крутит. Если он решит на вас напасть и вы спрячетесь за машину, то он врежется в машину. Если он не сможет ударить вас в лицо, то будет колотить вас по груди, плечам, спине или ногам, кусаться и царапаться. То, что произошло со Стефани Беккер, было сделано… сознательно. Убийца либо сумасшедший и его безумие как-то связано с лицом или глазами, либо он хочет, чтобы все так подумали.
— Спасибо за подсказку, — сказал Дэвенпорт, сел за свободный стол, открыл папку и стал просматривать фотографии.
«Псих», — подумал он.
Перед ним лежали официальные отчеты специалистов. Судя по температуре тела и отсутствию цианоза, Стефани Беккер умерла перед самым приездом врачей. Она не успела оказать сопротивление убийце: она была сильной женщиной, но ее длинные ногти оказались совершенно чистыми, без крови и фрагментов кожи под ними. Никаких царапин и ссадин на руках. Примерно за час до гибели она имела половой контакт. Никаких синяков вокруг вагинального отверстия, и все указывает на то, что соитие было добровольным. Она помылась после него, так что образцы, взятые на ДНК, скорее всего, окажутся бесполезными. Результаты еще не пришли.
Эксперт сообщил, что дом остался нетронутым, без следов борьбы или даже ссоры. Передняя дверь была не заперта, как и вход из гаража на кухню. В гараж вели кровавые следы. Внешняя дверь гаража тоже осталась открытой, так что убийца мог войти в дом из переулка. На стене обнаружен один кровавый отпечаток ладони, а также кровавый след, который идет от места, где на жертву напал убийца. Эксперт сделал вывод, что она прожила минут двадцать или полчаса после нападения.
Лукас закрыл папку и несколько мгновений сидел, глядя на поверхность стола.