Глаза закрыты
Шрифт:
– Ты молодец, брат, – произнес я. – Всех разнес, сам же видел.
– Жорж, ты… ты… Поехали нажремся! – у него на глазах слёзы стояли.
– Извини, Ро. У меня тут после твоего концерта (надо же было хоть как-то реабилитироваться в своих глазах) созрела идея небольшая для текста. Я не хочу ее потерять: поеду и набросаю.
Что ж 50/50: пятьдесят процентов за то, что я – полная сволочь, а ещё пятьдесят за то, что я – хороший друг.
– Да ладно,
Хит-парад каких-то ответных слов, показывающих мою неестественность. Я наигранно улыбнулся и побрел – якобы отягощенный мыслями – на остановку. Жадно заглатывал свежий воздух. Меня возмущало, что никто – абсолютно никто, в том числе и Родриго – не замечал, что сейчас по-настоящему происходило в стенах этого жуткого амбара. Все эти мыши, которые выбегают оттуда – каждая спешит в свою норку; звенит электропоезд, автомобильный гул, какой-то мудак бесконечно сигналит. Вот он – мир, в котором нет чудес! И после этого меня спросят: почему же ты такая сволочь, Жорж? Чего ты хочешь на самом деле?
А я ведь не просто вышел на улицу: я спустился на землю из мира звезд и чистого вакуума. Я был снаружи этого мира и видел все с высоты птичьего полета. Мне большее было не нужно – только пианино и тишина. Но об этом не узнает никто из тех, кто сейчас несется хрен пойми куда за будничными заботами. Я с нетерпением ожидал своего автобуса, так как мне слишком уж хотелось вернуться в свою комнату.
Этот автобус вскоре приехал. Больших усилий мне стоило поднять ногу, чтобы вскарабкаться по ступенькам: слишком много сил отнял у меня Дебюсси, а вернее – небольшая зависть от желания быть для кого-то таким же, как он. Одно я знал точно: сейчас я надену наушники и продолжу свой путь в небеса вместе с великими. Хотелось включить Малера. Или Чайковского.
Снова резкое приземление, словно лицом о землю: проезд подорожал – точно! В новостях же еще сказали – на два процента. Очередные проблемы с экономикой, и никто не может их решить. Эх, держитесь, мистер Спейс: горожане Вас с грязью смешают, но я-то знаю, что Вы нам поможете.
В автобусе я отвлекся на радио. «Какими продуктами к новогоднему столу лучше запастись сейчас, до их подорожания?». Черт! Но спасибо, что хотя бы о гражданах позаботились, оповестили. Пришлось открыть свои телефонные заметки, чтобы все это записать. Мама должна была скоро закупаться, и я хотел предложить ей купить все немного пораньше, чтобы она не переживала из-за денег.
Пока я думал о повышении цен на огурцы и картофель, засмотрелся на остальных пассажиров в автобусе. Спасибо правилам дистанции, ведь теперь рассадка позволяет наблюдать за людьми более тщательно: парные сидения исчезли, стало больше места для роботов, а инопланетной дичи здесь вообще не место. Но неужели вся моя жизнь пройдет в поездках на автобусе? Усталые мужчины сидят с огромными пакетами из супермаркетов. На их сухих и осунувшихся лицах уже скульптурно закрепились морщины. Все возвращаются откуда-то куда-то, как и я, по сути, не имея никакой цели. И все это будет повторяться.
В таком окружении и настроении я не мог позволить себе слушать Чайковского или Дебюсси, безусловно. Вот когда я стану достаточно известным и богатым, чтобы ездить в такси, вспоминая этот глупый день, и смотреть, как вдаль уносятся фонари и вывески – вот тогда я буду достоин такой музыки. Но не сейчас.
Остановка. В автобус заходит женщина с маленьким ребёнком, который истошно вопит. Она вроде бы и старалась его успокаивать, но безуспешно. Какой кошмар. На радио начинает играть какая-то тупая попсовая электроника: уверен, песню эту записали за пару часов и слили сразу в сеть, чтобы она окупилась. Так сейчас все делают. А я все сижу на месте!
Но вся эта тема с моими пустующими амбициями потихоньку заглушалась вопросом: доеду ли я до дома живым?
И тут мое сердце неожиданно провалилось глубже в легкие, чтобы не было слышно, как бьется – а вот в горле начало пульсировать.
В автобус зашла девушка: каштановые волосы до плеч, зеленые глаза. Длинные тонкие ножки из-под пальто.
Клянусь чем угодно, это она. Это – та девушка с плаката! Мисс Совершенство. Только сейчас у нее в руке не было паровоза, и сама она – в сером пальто с красно-зеленым клетчатым шарфом, широко и свободно отброшенным вперед.
Она села прямо напротив меня. Я моментально забыл и про огурцы, и про Малера, и про свое жалкое состояние. Не смог найти ни одной точки, куда бы уцепиться, но ее не замечать. В любой другой момент, зайди в этот мерзкий автобус бомба с огромными оголенными буферами, я бы старался не пялиться, только чтобы та не подняла шуму. На нашем веку такие вещи опасны. Но здесь другой случай: я видел ее всего лишь второй раз (не считая тысячи часов, проведенных перед плакатом), но девушка – эпизод превратилась в весомый отрывок моей жизни, который я точно не смогу позабыть. Хоть метеорит упади через пару минут.
Мне вот кажется, что в те моменты, когда ты внезапно замечаешь новое прекрасное лицо, которое еще и смотрит на тебя (ох, твою мать), в голову автоматически резкими и грубыми картинами должны врезаться воспоминания о прошлом, которое разбило твое сердце. Твой мозг сам отпугивает тебя. Он тебя защищает.
А что было у меня? Пара знакомств. Кино, магазины. Смятая постель. Первый сексуальный опыт в четырнадцать. Усталость от вечных бабских обид и… Джесс-3000 – ой, стоп… Об этом вам пока рано рассказывать.
– Твою мать, Монсиньи! С кем ты там так громко треплешься? Почему я тут одна?
На секунду: отбой! Проснулась Абель. Нам с вами приходится выждать где-то минут десять.
Она встает с кровати голая. Лезет ко мне с объятиями и приставаниями, а я рисую в голове картины ее безумных сношений с Маркизом дю Санте. То, что должно стоять, падает, и я жалуюсь на волнение, слушаю ее жалобы по этому поводу и провожаю в душ. Теперь у нас есть еще лет сто. Эх… Какие сладкие сейчас будут воспоминания!