Глазами, полными любви
Шрифт:
Таким образом, Натка довольно рано научилась многое принимать как данность. Понимая безуспешность попыток осуществить «революцию» в отдельной, конкретно взятой ячейке общества, она не предпринимала бесплодных усилий. Много лет спустя, освободившаяся от родительской опеки и ощутившая на губах горько-сладкий вкус свободы, женщина не раз вспоминала тргательно-смешное, наивное поведение отца. И не раз приходил ей на память малоприличный анекдот о девице с сигаретой в руках, лежащей в постели с парнем и восклицающей:
– Ой, знала бы мама, что я курю!..
* * *
Зиму 1960-го
Будучи женщиной высокой, крупной, носящей обувь сорок первого размера, бабушка Анна Николаевна Черновец (Миколавна, как звали ее соседки) обладала большой физической силой и выносливостью. При этом она имела красивую, отнюдь не крестьянскую внешность. Высокий лоб, правильные тонкие черты лица. Коричнево-горчичного цвета глаза удивительно гармонировали с роскошными длинными волосами цвета красного дерева.
Бабушка Анна всю жизнь комплексовала из-за своей корпулентности. Она очень переживала, что старшая внучка Ната, ее любимица, обладавшая схожестью с черновцовской породой, вырастет такой же дылдой. Как оказалось впоследствии, природа пощадила бабушкины чувства. Материнский ген «карманной женщины» в сочетании с отцовским геном высокорослости сделали свое дело. Обе сестры выросли экземплярами весьма обычных размеров. Хотя на физкультуре почти все десять школьных лет Натка неизменно стояла первой в шеренге.
Бабушка, которую чаще называли Нюрой, к тому времени одиноко жила в небольшом деревянном домишке. Центром жизни поселка были относительно крупная железнодорожная станция и военный завод, помимо другой разнообразной военной продукции изготовлявший обычные гвозди. Благодаря этому у местного населения завод проходил под названием «гвоздильный».
С семи утра на весь поселок начинал дурниной орать заводской гудок, вытряхивая из сладких объятий сна всевозможных рубильщиков, вальцовщиков, заточников и прочих «гвоздильщиков». Какой была основная продукция предприятия, трудно сказать. Конечно же, там производилось что-то важное для упрочения оборонительного щита Родины. Непонятно только, зачем шесть дней в неделю ни свет, ни заря надрывался гудок. К шестидесятому году прошлого века будильник наверняка уже имелся почти в каждой семье. Был он и у бабушки Нюры. Огромный пузатый повелитель времени стоял на подоконнике, грозно растопырив черные усы. Когда хозяйки не было дома, громкое тиканье успокаивало сестер, внушало чувство безопасности.
В домике отцовской бабушки имелась всего одна настоящая небольшая комната. Вторая – та, что побольше – служила одновременно прихожей, кухней, столовой и спальней. Слева от входа у стены громоздилась огромная неуклюжая деревянная кровать. Много лет служила она верой и правдой своей хозяйке. Натка нередко ночевала в ней вместе с бабой Нюрой, испытывая неудобство от соседства с тяжелым горячим телом.
Справа от входа прямо у порога таился серый чугунный умывальник, стыдливо прикрытый пестрой ситцевой занавеской.
В комнатушке, гордо именуемой спальней, стояли углом друг к другу две металлические кровати с кружевными подзорами, пышными подушками и гобеленовыми ковриками на стенах. Судя по парадному виду кроватей, предназначались они для редко появлявшихся в доме гостей. Около окна громоздился большой черный комод, накрытый кружевной накидкой. На нем стоял одеколон «Кремль» в красивом стеклянном пузырьке, изображавшем одну из кремлевских башен. Рядом лежала круглая картонная коробочка пудры «Рашель» с изображением профиля носатой цыганки с розой в волосах. Девочка ни разу не видела, чтобы бабуля пользовалась своим косметическим богатством. Скорее всего, это добро подарил хозяйке дома на восьмое марта кто-нибудь из ее детей.
Однажды тетка Аля, бабушкина дочь, подарила и Натке нечто подобное. Красивая картонная коробка с надписью «Мойдодыр» содержала в себе небольшое круглое мыло, детскую зубную пасту, щетку и флакончик детского одеколона «Колокольчик». Радость девочки оказалась недолгой. Гигиенический набор тут же был реквизирован строгой бабушкой и водружен на комод. Внучке разрешалось лишь время от времени открывать яркую коробку с изображением сказочного Мойдодыра на крышке и любоваться содержащимися в ней сокровищами. Зубы приходилось чистить противной мятной пастой, от которой еще долго щипало язык.
Рядом с комодом на небольшом столике стояла швейная машина и постоянно лежало что-то недошитое. Бабушка не только неплохо шила, но весьма искусно вышивала всевозможные салфетки, шторы, скатерти. Прорезанные в белой ткани затейливые узоры она при помощи машинки обметывала по краям и так создавала изделия, которые в то время назывались «выбитыми». В доме самой бабы Нюры ее творений имелось очень мало – пожалуй, лишь занавески-задергушки, украшавшие небольшие подслеповатые окна. Все, что она делала, шло, как правило, на продажу.
Обладая страстным прямым характером, вечно резавшая всем в глаза «правду-матку» баба Нюра была невероятно стойкой, мужественной женщиной. Одна, без мужа, без специальности, получавшая сущие копейки на самых низкооплачиваемых черновых работах, она умудрилась вырастить и поставить на ноги четверых детей. Трудилась Анна Николаевна техничкой в небольших конторах. После выхода на заслуженный отдых приходилось довольствоваться пенсионными грошами и небольшими денежными переводами, которые присылали ей выросшие сыновья.
Главным источником доходов бабе Нюре всегда служил огород – небольшой по площади, отличавшийся ухоженностью и щедрой урожайностью. Особенно славились у покупателей ее помидоры – крупные, мясистые, сладкие. Она не раз замечала с гордостью:
– Обо мне на базаре говорят: лучше помидор, чем у Черновчихи, во всей округе не найдешь!
Осенью баба Нюра продавала их свежими, зимой солеными. В ту зиму, когда внучки жили у нее, каждое воскресенье рано утром, пока дети еще спали, бабушка нагружала своим товаром пару больших эмалированных ведер, пристраивала на санки-ледянки и отправлялась на привокзальный базар.