Глазами, полными любви
Шрифт:
Около гроба уже толпилась куча народу. Голову женщины с закрытыми глазами, казавшейся совсем чужой и незнакомой, покрывал черный бархатный шарфик. Тело скрывало белое полотнище, усыпанное яркими бумажными цветами. Вот и сбылся тот страшный сон, который Наташа увидела еще совсем маленькой девочкой…
Сестры бросились к отцу. Он сильно прижал их к себе и заплакал едва ли не навзрыд. Потом было много всякой толкотни и суеты, сопровождающей любые похороны. Непогода разгулялась не на шутку. Детей решили не брать на кладбище, оставив с кем-то из взрослых.
Сильнее всех убивалась
Сестер на вторые похороны не возили. Вернувшись в комнатушки бабушки Нюры, продолжавшие оставаться их временным домом, дети зажили прежней жизнью. Только ближние и дальние родственники, проживавшие в том же поселке, стали что ни день причитать над нами, называя «сиротинками». Ужасное, отвратительное слово, от которого на глазах Натки всегда выступали непрошенные злые слезы.
Самый сильный удар случившееся нанесло по Алексею Михайловичу. В начале 1960 года, буквально за несколько месяцев до смерти жены, его перевели на новое место работы – директором только что организованного целинного совхоза. Назначение являлось несомненным продвижением вперед. Представилась возможность из несусветной глухомани перебраться ближе к областному центру, жить в более комфортных условиях.
Поселок, куда вскоре предстояло уехать сестрам, состоял из нескольких улиц свежепостроенных домов. Здесь имелись некоторые признаки цивилизации в виде школы-десятилетки, больницы, бани и клуба. Целина, которую осваивали всей страной, находилась в центре внимания. «Целинники-былинники», прибывавшие на новые земли со всех концов Советского Союза, пользовались почетом, являлись уважаемыми людьми, героями. О них писали в газетах, романах, снимали документальные и художественные фильмы.
Одна из кинокартин, «Иван Бровкин на целине», очень достоверно передавала как внешний вид населенных пунктов, выраставших на неоглядных степных просторах, словно грибы после дождя, так и атмосферу, царившую в обществе. Все это девочки увидели собственными глазами, когда их перевезли на очередное место жительства.
До этого произошло еще одно важное событие. В жизнь осиротевшей семьи вошла новая женщина. Произошло это стремительно, буквально через несколько месяцев после похорон мамы Аннушки.
Осознавая отчаянное положение старшего сына, бабушка Нюра принялась решительно действовать. Со всем пылом своего характера она начала подыскивать ему новую жену, аргументируя свои поиски словами: «Пропадет мужик один с дитями на руках. Да еще на такой работе. Или навалится какая-нибудь, окрутит, будет Алешку миловать, а дети досыта есть не будут».
Пережив подобное в детстве, она опасалась, как бы внучек не постигла такая же участь. Отец, по-видимому, находился в настолько деморализованном состоянии, что у него попросту не было сил вступать в дискуссию с матерью. Он сразу принял ее точку зрения, предоставив бабуле карт-бланш на все дальнейшие действия.
Баба Нюра, пошушукавшись с многочисленными кумушками, ближними и дальними родственниками, вскоре вызнала, что в соседнем поселке
Значительно позже, когда девчата освоились, сдружились с преподавательницей биологии Зоей Максимовной, та однажды рассказала им историю:
– Отец ваш приехал знакомиться со мной на первомайские праздники. А до этого, как раз накануне, мне приснился странный сон. Будто сижу я в каком-то глубоком погребе и не знаю, как из него выбраться. Вдруг вижу, над погребом склоняется высокий статный мужчина. Мне кажется, он и лицом на Алексея был похож. Мужчина протягивает мне руку, я ухватилась за нее, и он легко, как пушинку, вытащил меня…
Вот и не верь снам! О своем младенческом видении, предвещавшем смерть матери, Натка тогда не рассказала, но в очередной раз вспомнила о нем. Эти воспоминания обжигали душу даже сильнее, чем произошедшая несколько лет назад утрата.
* * *
Для сестер знакомство с будущей новой мамой состоялось через несколько недель после отцовского сватовства. В начале лета Натка с Маринкой и бабушка сидели дома, занимаясь своими нехитрыми делами. Внезапно открылась дверь, в нее вошел Алексей Михайлович вместе с посторонней женщиной – темноволосой, высокой, статной, хорошо одетой. На ней было светло-серое демисезонное пальто, туфли на высоком каблуке, в руках объемистая сумка. Натке незнакомка сразу понравилась своим «городским» видом. Особенную симпатию вызвали туфли – светло-кофейного цвета, украшенные небольшой белой пуговкой.
– Вот, дети, – с нарочитым спокойствием произнес отец, – это ваша новая мама. Скоро мы вас заберем от бабушки и будем жить все вместе.
Если говорить о том, какие чувства испытала в тот момент Наташа, самым сильным являлось смешанное со страхом и радостью любопытство: что будет, как будет, куда их повезут… С бабушкой тепло, привычно, понятно, но перед девочками приоткрывалась новая дверь, и было неясно, что ждет за ней. От этого все сжималось внутри, и одновременно почему-то становилось весело – как при прыжке с чего-то высокого.
Женщина спокойно сняла пальто, подошла к сестрам, стала расспрашивать, как их зовут, что они любят, а потом достала из сумки подарки: детские книжки в ярких обложках, альбомчики для рисования и огромную коробку, в которой помещалось невиданное богатство – целых двадцать четыре переливающихся разными цветами карандаша.
Потрясение! До этого девочкам приходилось довольствоваться лишь разновеликими огрызками дешевенького купленного бабушкой унылого шестицветного набора. Натка даже не представляла, что на свете существуют карандаши фиолетового, розового, бирюзового, бордового цветов.