Глиняная Библия
Шрифт:
Снова наступило молчание. Бруно почувствовал, что ему вот-вот станет плохо: во рту у него пересохло, а в желудке появились очень неприятные ощущения. Кроме того, он готов был расплакаться.
– Мне жаль, что я причиняю вам столько боли, – прошептала Мерседес.
– Ты лишаешь нас жизни. Если ты сделаешь то, что задумала, мне больше не захочется жить. Ради чего мне тогда жить? Ради чего?
Отчаяние в голосе Бруно было неподдельным. То, что он сейчас говорил, исходило из глубины его души. Мерседес осознала, что сейчас чувствуют трое друзей.
– Мне очень жаль. Простите меня. Я ничего не
– Мне недостаточно твоих уверений о том, что ты надеешься сдержать свою ярость, – сказал Бруно. – Мне нужно, чтобы твое решение было окончательным.
– Я ничего не стану предпринимать. Даю тебе слово. Если я передумаю, то сообщу вам об этом.
– Ты не можешь держать нас в таком напряжении…
– Да, не могу, но и врать вам я тоже не могу. В общем, ладно… Я не буду ничего предпринимать. Я это твердо решила, но если все-таки передумаю, то немедленно вам сообщу.
– Спасибо.
– А как там Карло и Ганс?
– Они в отчаянии, так же как и я.
– Скажи им, чтобы не переживали. Я ничего не стану предпринимать… У нас есть еще какие-нибудь новости оттуда?
– Пока нет. Будем ждать.
– Ну что ж, подождем.
– Спасибо, Мерседес, спасибо.
– Не благодари меня. Это я должна просить у вас прощения.
– Нет необходимости. Важно то, что все мы продолжаем действовать сообща.
– Я чуть было не поставила крест на нашей дружбе. Мне очень жаль.
– Не говори ничего, Мерседес, не надо ничего говорить.
Бруно положил телефонную трубку, не в силах сдержать слезы. Плача, он стал молиться Господу и благодарить его за то, что он помог переубедить Мерседес. Затем Бруно пошел в ванную, умылся и вернулся в гостиную.
Карло и Ганс сидели молча – задумчивые и напряженные. – Она ничего не станет предпринимать, – сказал им, входя, Бруно.
Они все стали обниматься и плакать, не стесняясь своих слез: Бруно только что предотвратил сражение, которое они, как им казалось, вряд ли бы выиграли.
25
Клара, нервничая, прислушивалась к шуму вертолета, на котором должны были прилететь ее дедушка и Ахмед.
Муж удивил ее, заявив, что тоже прилетит в Сафран. А еще Клара переживала из-за состояния здоровья своего дедушки, и хотя Ахмед сказал ей, что нет оснований для беспокойства, тот факт, что еще несколько дней назад сюда переправили полевой госпиталь, был плохим признаком.
Клара вместе с Фатимой целый день подготавливала дом, в котором она собиралась разместиться вместе с дедушкой, а потому ни разу даже не подошла к зоне раскопок. Она знала, что дедушка – весьма требовательный человек, и на время его пребывания в Сафране необходимо было обеспечить ему достаточно высокий уровень комфорта, тем более что состояние его здоровья ухудшилось. Кларе пока не было известно, как долго он здесь пробудет – как не было ей известно и то, долго ли здесь пробудет Ахмед.
Бросив взгляд в окно, она увидела, что к ней быстрым шагом приближается Фабиан.
– Кажется, мы кое-что нашли, – сказал он, и его голос слегка дрожал от волнения.
– Что именно? Ну говорите же!
– Мы натолкнулись на фундаменты нескольких зданий, находящиеся более чем в трехстах метрах от храма – в
– Я сейчас же иду туда! – восторженно воскликнула Клара.
В дверях ей преградила путь Фатима.
– Никуда ты не пойдешь. Мы еще не все подготовили, а твой дедушка уже вот-вот прилетит, – стала увещевать Клару ее старая служанка.
Шум вертолета и правда все нарастал, поэтому Клара ничего не ответила. Хотя ей очень хотелось немедленно побежать к месту раскопок, она понимала, что не должна делать этого, пока не встретит и не устроит как подобает своего дедушку.
Оставалось лишь несколько часов светового дня, однако Клара подумала, что даже если она и не управится до темноты, то все равно сегодня сходит на место раскопок.
Айед Сахади, сопровождаемый вооруженными людьми, решительно вошел в комнату, где находилась Клара.
– Госпожа, вертолет уже заходит на посадку. Вы пойдете его встречать?
– Я знаю, Айед, я ведь слышу шум винтов. Да, я сейчас же иду с вами.
Клара вышла из дома в сопровождении Фатимы. Они сели в джип и поехали к тому месту, где уже садился вертолет.
Увидев своего дедушку, Клара от испуга замерла: старик очень похудел, и одежда свободно болталась на его тощем – кожа да кости – теле.
Его глаза глубоко запали, и двигался он довольно неуклюже, хотя и пытался ступать твердо.
Обнимаясь с ним, Клара почувствовала, что в его руках стало меньше силы, и впервые в жизни она осознала, что дедушка – обычный смертный, а не бог, каким она его до сих пор считала.
Фатима проводила Альфреда Танненберга в его комнату, где она постаралась создать такую обстановку, которая понравилась бы старику, хотя здесь, конечно, было тесновато. Подошедший вскоре врач сказал Фатиме, что ему необходимо осмотреть господина Танненберга, чтобы определить, насколько сильно отразились на состоянии его здоровья перелеты из Каира в Багдад и из Багдада в Сафран. Увидев рядом с врачом медсестру, Фатима что-то сердито буркнула себе под нос.
Когда врач вышел из комнаты Танненберга, он увидел в дверях дома нетерпеливо ожидавшую его Клару.
– К нему можно зайти?
– Лучше дайте ему немного отдохнуть.
Фатима тут же спросила, не принести ли Альфреду чего-нибудь поесть. Врач в ответ пожал плечами:
– По моему мнению, ему нужно поспать, потому что он очень устал. Если хотите, спросите его самого, как только выйдет Самира. Она ему сейчас делает укол.
– Что-то я вас не припоминаю, доктор, – с некоторым недоверием в голосе сказала Клара молодому, высокому и стройному врачу, который только что обследовал дедушку.