Глиняная Библия

Наварро Хулия

– Мерседес, пожалуйста, не стой на месте. Ты иди и махай палкой, как будто бьешь свою маму.

– Нет, нет… – пролепетала девочка.

Раздался пронзительный крик: одна из беременных женщин рухнула на ступеньки. От невыносимых страданий, которые она испытывала, у нее начались преждевременные роды – прямо здесь, на этой лестнице. Она была австриячкой – точнее, австрийской еврейкой, преподавателем музыки. Эта женщина скрывалась в доме своих друзей, но ее кто-то выдал, и вот уже четыре месяца она находилась в этом аду вместе со своим

маленьким сыном Бруно.

Капитан Танненберг подошел к ней и окинул ее ледяным взглядом. Затем он жестом подозвал одного из лагерных врачей.

– Доктор, как вы считаете, у евреек в утробе такой же плод. как и удругих женщин? Нам нужно это проверить, тем более что от этой свиньи все равно уже не будет толку.

Все выжидающе замолчали, а врач наклонился над женщиной и скальпелем взрезал ей живот. Взвыв от боли, женщина изогнулась в конвульсиях и тут же перестала кричать: она была уже мертва. Другие врачи столпились вокруг нее, с любопытством наблюдая за тем, как делалось импровизированное «кесарево сечение» без каких-либо обезболивающих средств.

Маленький Бруно горько расплакался и попытался убежать прочь, однако капо притащил его обратно и силой заставил смотреть на кровавую расправу, учиненную над его матерью.

Некоторых детей, не выдержавших этого жуткого зрелища, стошнило, а приехавшие из Берлина гости, наоборот, восторженно зааплодировали.

Дойдя до пятнадцатой ступеньки, Шанталь споткнулась и упала. Из уголка ее губ побежала струйка крови.

Капитан Танненберг толкнул Мерседес к ее матери.

– Бей ее! Давай, бей! Эта женщина – животное! Она – всего лишь мул! Делай то, что я тебе говорю!

Мерседес оцепенела от ужаса. Она была не в силах произнести ни звука и лишь смотрела обезумевшими глазами на мужчину, который ее грубо толкал.

– Бей мула! Делай то, что я тебе приказываю! – орал Танненберг, все больше распаляясь.

Шанталь уже настолько обессилела, что даже не могла говорить. Она чувствовала, что вот-вот умрет и тогда уже не сможет ни защитить свою дочь, ни сберечь ребенка, которого вынашивала. Собрав остаток сил, она подняла руку и протянула ее в сторону Мерседес. Девочка в отчаянии опустилась на колени рядом со своей матерью и залилась слезами.

Капитан Танненберг подошел к Шанталь и ударил ее ногой в живот, от чего она потеряла сознание, а между ног у нее заструилась кровь. Затем офицер поднял кнут, чтобы хлестнуть им Шанталь, но так и не смог этого сделать: Мерседес бросилась на него и с необычайной силой впилась своими маленькими острыми зубами в его запястье, вызвав настоящий взрыв хохота у гостей, приехавших из Берлина.

Затем девочка принялась разъяренно кусать руку капитана. Ей было всего лишь пять лет, и она была очень худой – кожа да кости, – однако у нее откуда – то вдруг появились и силы, и мужество, и теперь она могла дать отпор этому зверю.

Капитан Танненберг отбросил ее в сторону, и она упала на землю. Танненберга разозлило

неожиданное нападение маленькой оборванки, и он уже собирался пристрелить ее, но передумал и навел пистолет на живот Шанталь. Он стал стрелять в ее живот, как в мишень: один выстрел – в самый центр, а еще четыре – выше, ниже, слева и справа от следа, оставленного первым выстрелом. После этого капитан достал свой нож офицера СС и стал разделывать туловище женщины так, как будто это была туша животного. Вырвав из ее живота мертвый плод, который так и не стал ребенком, он бросил егопрямо в лицо Мерседес.

Девочка от ужаса пронзительно закричала. Однако Танненберг с ней еще не закончил: схватив ее одной рукой и приподняв над ступеньками, он швырнул ее вниз по лестнице. Она ударилась о гранитный выступ, и из раны на ее голове потекла кровь.

Маленький Ганс Гауссер бросился вниз по лестнице на помощь Мерседес, не обращая внимания на отчаянные причитания его матери, боявшейся, что и он попадет капитану СС под горячую руку.

Один из капо проворно перехватил Ганса и не позволил ему добежать до того места, где неподвижно лежала Мерседес.

– Ты, еврейчик! Хочешь того же?

Капо начал бить маленького Ганса под равнодушными взглядами капитана Танненберга и его друзей. Вскоре все снова переключили свое внимание на мучения женщин, пытавшихся доковылять до «вершины» – верхней площадки лестницы.

Из пятидесяти женщин оставалось уже только шестнадцать. Остальные, пытавшиеся преодолеть лестницу, либо упали и скатились вниз, либо, доведенные до отчаяния, направились в сторону часовых, надеясь, что те их пристрелят, потому что, насколько они знали, по отношению к заключенным-мужчинам часовые в подобных случаях поступали именно так.

Мать Ганса Гауссера была в числе тех немногих, кому удалось дойти до центральной площадки лагеря, однако она понималаэто вовсе не означает, что ей удалось спастись. Она оглянулась назад, пытаясь найти взглядом своего сына, и заплакала, увидев, что один из капо избивает его палкой.

Собравшись с силами, Марлен Гауссер закричала так громко, как только могла, в надежде на то, что сын ее услышит.

– Ганс, ты должен выжить! Сынок, всегда помни об этом! Ты должен выжить! Должен выжить!

Один из часовых ударом приклада свалил ее на землю. Когда Марлен снова открыла глаза, первое, что она увидела, были до блеска начищенные ботинки офицера СС.

– У этой женщины проблемы с сердцем, нам нужно срочно ее оперировать, – сказал светловолосый юноша с лицом ангелочка, одетый в столь ненавистную для миллионов людей черную форму.

Один из капо заставил Марлен подняться с земли и пинками погнал ее в лазарет. Туда же повели и всех уцелевших женщин: врачи, приехавшие из Берлина, и их коллеги из Маутхаузена собирались сделать выжившим женщинам операции, чтобы «вылечить» их от тех болезней, которых у них не было.