Глиняная Библия

Наварро Хулия

А вот к Джиану Марии она относилась иначе. Теперь она испытывала к священнику нежные чувства – такие чувства испытывают к ребенку. Джиан Мария неизменно находился рядом с ней, стараясь помочь, и она была ему за это благодарна – впрочем, она не пыталась выразить свою благодарность хотя бы словами.

Прошло не так много времени с того момента, как уехали Пико и остальные археологи, но для Клары это время показалось вечностью. Там, где раньше находился шумный лагерь, теперь остались лишь опустевшие глиняные домики, в которых царила гробовая тишина. Казалось, что время остановилось в этом захолустном местечке на юге Ирака.

В армию призывали

все больше и больше людей, и на раскопках уже почти не осталось рабочих. Те же, кто еще оставался, теперь относились к Кларе иначе – по крайней мере, так казалось самой Кларе. Она была уверена, что после смерти дедушки местные жители уже не испытывают к ней должного уважения.

Только присутствие Айеда Сахади обеспечивало хоть какой-то порядок и заставляло рабочих по-прежнему трудиться почти без отдыха.

Клара знала, что двадцатого марта начнется вторжение американцев в Ирак и что ей необходимо покинуть эту страну не позднее девятнадцатого марта, однако она чувствовала, как что-то удерживает ее здесь, в этом пыльном захолустье, и по-прежнему тянула время, хотя и осознавала, что, если останется в Сафране, может погибнуть. Пилотам боевых самолетов сверху не видно кто внизу, на земле, – друг или враг, кто за них, а кто против них На часах было пять утра, когда Клару разбудил звонок мобильного телефона. Услышав встревоженный голос Ахмеда она испугалась.

– Клара…

– О Господи, Ахмед! Что случилось?

– Клара, тебе уже пора вернуться в Багдад.

– У тебя есть… какие-то новости?

– Я за тебя переживаю.

– У тебя просто сдают нервы.

– Называй это, как хочешь, но ты не должна больше оттягивать время возвращения, не должна оставаться там до последнего момента. Вчера вечером я разговаривал с Пико. У него приподнятое настроение.

– А где он сейчас?

– В Париже.

– В Париже? – Клара вздохнула, по-хорошему завидуя Иву.

– Он сказал, что уже начал хлопотать об организации выставки, и поинтересовался, собираешься ли ты приехать.

– Приехать куда?

– Не знаю. Думаю, туда, где будут заниматься организацией выставки. Я его об этом не спросил.

– А ты, Ахмед, туда поедешь?

– Я буду сопровождать тебя, – осторожно ответил Ахмед.

Он знал, что сотрудники Министерства внутренних дел записывают все телефонные разговоры и что после убийства Альфреда Танненберга было приказано провести тщательное расследование. Среди приближенных Саддама было достаточно людей, которым везде мерещилась измена, и они наверняка решили, что Танненберга убил кто-то из его ближайшего окружения.

– Сейчас пять часов утра, и если тебе больше нечего мне сказать…

– Мне есть что тебе сказать: ты должна немедленно вернуться в Багдад. Сегодня уже восемнадцатое марта…

– Я знаю. Я пробуду здесь до завтра. Сегодня мы обнаружили еще одну комнату и несколько десятков табличек.!

– Нет, Клара, тебе нельзя там оставаться. Ты должна вернуться в Багдад, в свой дом. Сейчас проводят мобилизацию уже всех мужчин. У тебя ведь и так почти не осталось рабочих.

– Еще один день, Ахмед.

– Нет, Клара, нет. Я прямо сегодня утром пришлю за тобой вертолет…

– Сегодня я отсюда не улечу, Ахмед. Подождем до завтра.

– Ну ладно, пусть будет завтра. Но только рано утром.

* * *

Джиан Мария не спал всю ночь: он хотел успеть рассортировать последние найденные таблички, прежде чем рабочие упакуют и сложат их

в контейнер, в котором их затем должны были переправить в Багдад.

У него сильно болели глаза от того, что он уже много времени напряженно всматривался в нечеткие значки, выдавленные на поверхности глины. Ему оставалось просмотреть еще довольно много табличек, когда он, взяв наугад одну из них и взглянув на нее, вдруг вздрогнул, причем так сильно, что табличка едва не выпала из его рук на пол и не разлетелась на куски: в верхней части этой таблички Джиан Мария увидел имя «Шамас». Чувствуя, как все сильнее колотится его сердце, священник стал читать написанный на табличке текст, водя пальцем по ровным линиям клиновидных значков.

В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один. [15]

Из глаз священника полились слезы. Он был так сильно потрясен, что почувствовал безотлагательную потребность опуститься на колени и возблагодарить Господа.

15

Книга Бытие 1:1–5.

Затем он снова взял в руки глиняную табличку со значками нанесенными на нее более трех тысяч лет назад писцом, утверждавшим, что Авраам поведал ему историю сотворения мира чтобы люди могли узнать Истину.

На этой глиняной табличке были записаны слова Авраама которые родились в его сознании по воле самого Господа и которые – черезмного веков – вошли в бесценную книгу, называемую «Библия».

Ошеломленный, охваченный эмоциями, Джиан Мария лишь с трудом смог сосредоточиться и возобновить чтение таблички.

И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день вторый… [16]

Священник продолжал читать, не замечая, что делает это вслух. Он чувствовал себя так близко к Богу, как никогда раньше. И тут ему пришло в голову, что, кроме этой таблички, в куче еще не рассортированных табличек наверняка могут оказаться и другие, на которых значится имя «Шамас».

16

Книга Бытие 1:6–8.

Он начал нетерпеливо перебирать таблички, рассматривая их верхнюю часть, где писцы ставили свое имя. Сначала он нашел еще одну нужную ему табличку, затем еще одну, и еще, и еще… В общей сложности – считая и целые глиняные таблички, и обломки – Джиану Марии удалось обнаружить восемь табличек, написанных Шамасом.

И каждый раз, когда священник находил табличку с именем «Шамас» в стопке плоских кусков глины, обнаруженных всего несколько часов назад, он одновременно и молился, и смеялся, и плакал – такими сильными были чувства, охватившие его.