Глиняный мост
Шрифт:
Мужчина в синей майке и с пышными бакенбардами, будто прицепил к щекам вырезанные из шубы мясницкие тесаки, и женщина по имени Рейлин. У нее были жемчужные сережки, мелкие кудряшки и сумочка в руках. Она все собиралась в магазин, но никак не уходила. С того мгновения, как я упомянул задний двор и заметил, что там может быть что-то зарыто, ей понадобилось задержаться возле нас. Чай был выпит, от крекеров остался один обломочек, и тогда я посмотрел на меховые тесаки в упор. Мерчисон сказал мне просто и прямо:
– Думаю,
Оказавшись на длинном сухом дворе, я сделал несколько шагов налево, к сушильному столбу и облезлой умирающей банксии. На мгновение я оглянулся назад: маленький домишко, жестяная крыша. Солнце по-прежнему заливало его, но уже шло вниз, клонилось к западу. Я орудовал лопатой и руками – и докопался.
– Проклятье!
Собака.
Что-то еще.
– Проклятье!
Змея.
Обе – только голые кости.
Мы очистили их тщательно и осторожно.
Положили на траву.
– Ну и дела!
Старик воскликнул так трижды, но громче все-го – когда я наконец нашел тот старый «Ремингтон» серо-стального цвета. Оружие в земле, он был так туго умотан в три слоя толстой пленки, что были видны буквы на клавишах: первые Q и W, затем F и G в середине и, наконец, H и J.
Сначала я стоял и смотрел; смотрел, и все.
Эти черные кругляши как зубы чудовища, но дружелюбные.
Наконец я наклонился и вытянул машинку из земли осторожными грязными руками; засыпал все три ямы. Машинку мы развернули, оглядели и присели на корточки, чтобы изучить получше.
– Мировая штука, – заметил мистер Мерчисон.
Меховые тесаки затрепетали.
– Вообще! – согласился я: машинка была шикарная.
– С утра ничего такого не предвиделось.
Он поднял машинку и передал мне.
– Не хотите остаться на обед, Мэтью?
Это предложила старушка, еще не вполне опомнившаяся от изумления. Но изумление не отменяло обеда.
Не поднимаясь с корточек, я поднял на нее глаза.
– Спасибо, миссис Мерчисон, но я столько крекеров съел, что мне худо.
Я вновь окинул глазом домик. Теперь он был обернут и увязан в тень.
– Мне вообще-то пора ехать.
Я пожал руки обоим.
– Не знаю, как вас благодарить.
Я зашагал к дому с добычей в руках.
Мистер Мерчисон на такое не согласился.
Он остановил меня решительным «Эй!».
И что мне оставалось?
Наверное, имелась веская причина вырыть этих двух животных, и я, остановившись под сушильными вешалами – старым потрепанным столбом-зонтиком, точно как у нас – обернулся и ждал, что же скажет старик; и он сказал:
– А ты ничего там не забыл, приятель?
И кивнул на собачьи кости и на змею.
Вот так я и поехал прочь.
На заднем сиденье
Нет, все, что вам сейчас нужно знать: домой я добрался на следующий день.
Приехал в город, на Арчер-стрит, где все началось и продолжалось – многими и разными путями. Спор о том, какого рожна мне было везти домой собаку и змею, рассосался несколько часов назад, и те, кому надлежало уйти, ушли, а те, кто должен был остаться, остались. Последним штрихом стала перепалка с Рори о грузе на заднем сиденье. С Рори, ни с кем иным! Он не хуже любого другого знает, кто мы, и что мы, и зачем:
Семья обветшалой трагедии.
Комиксовый «бабах!», внутри которого – пацаны, кровь и зверье.
Да мы созданы для таких реликвий.
В самый разгар препирательства Генри ухмыльнулся, Томми рассмеялся, и оба сказали: «Ну как всегда!» Четвертый из нас спал и спал все время, пока меня не было.
Что до моих девочек, то они, войдя в комнату, подивились костям и сказали:
– Папа, зачем ты их принес?
Потому что дебил.
Я поймал Рори на том, что он тоже так подумал, но вслух никогда бы не сказал этого при моих детях.
Что до Клаудии Данбар – урожденной Клаудии Киркби, – то она покачала головой и взяла меня за руку, и была довольна, настолько, черт меня возьми, довольна, что я опять мог сорваться. Не сомневаюсь, это потому что я был рад.
Рад.
Глупое вроде слово, но я пишу и рассказываю вам все это только потому, что именно таковы мы и есть. А я особенно, потому что я люблю эту нынешнюю кухню со всей ее великой и ужасной историей. И писать буду здесь. Уместно делать это здесь. Я рад слышать, как мои записки барабанят по странице.
Передо мной древняя пишмашинка.
Дальше, позади нее, – исцарапанная деревянная степь стола.
Там стоят разномастные солонка и перечница и лежит банда упрямых крошек от тостов. Свет из коридора желт, а здесь свет белый. Я сижу, думаю и стучу здесь. Колочу и колочу по клавишам. Писать всегда трудно, но легче, если есть что сказать.
Я расскажу вам о нашем брате.
Четвертом из ребят Данбаров по имени Клэй.
Все это случилось с ним.
И через него изменились мы все.