Глиняный род

Фильченкова Татьяна

– Сколько пожелаешь, столько и налепим. Отправляй работников в сарай, челядь кровь сольёт.

– Не-ет, пусть сынки своей кровью поля вспашут. Нежан, Силан, ступайте к глиняной челяди.

Медара снова охнула, схватила пустое ведро.

– Умир, я за водой схожу.

– Чего удумала? Не время сейчас. Принимай хлебный, Ретиш тебе поможет.

Она послушалась, вздохнула, повязала голову платком так, что только нос и губы на виду остались.

Нежан с Силаном уже входили и оглядывались по сторонам. Медара

вся сжалась, даже губ разлепить не могла. Ретиш месил в миске глину на кровники, крикнул им:

– Эй, хлебные, сюда идите!

Нежан подошёл первым, засучил рукав, сказал со смехом:

– Силу предков по доброй воле на благое дело отдаю.

Медара вынула из-за пояса верховицы короткий острый нож. Ретиш заметил, как дрожат её покрытые цыпками руки. И ногти обломанные, с забившейся глиной. Не то что у Ислала. Ему вдруг стало жаль Медару. Он подскочил к ней, сунул миску и выхватил нож:

– Сестрица, дай мне!

Нежан отдёрнул руку.

– А ты умеешь?

Ретиш передразнил его:

– Уме-еишь? Не умел бы – не брался. Или ты боишься, хлебный сын?

Ничего он не умел, видел только, как Умир кровь пускает. Но уж лучше самому посрамиться, чем Медару выдать. Ох, помоги, Ен! Ретиш схватил Нежана выше локтя и, пока тот не опомнился, ткнул остриём в синюю жилку на сгибе. Из-под ножа ударила тугая струя крови. Нежан запричитал:

– Ой-ой-ой! Насквозь пропорол!

– Чего хнычешь, как малец! – прикрикнул на него Ретиш.

– А ты суров, глиняный сын, – посмеивался рядом Силан.

– Ничего, братец, скоро твой черёд настанет, – ответил Нежан со стонами.

Медара подала чашу. Ретиш наполнил её кровью, запечатал и вернул Медаре. Сам принялся катать новый шарик. Медара нацарапала на дне кровняка чёрточку, от неё по две чёрточки покороче. Как колосок получилось. Вот, значит, какой знак у хлебного рода.

С Нежана собрали дважды по дюжине кровняков, а кровь всё не унималась. Силан оттолкнул Ретиша и перетянул руку брата тряпицей.

– Довольно с него, белее полотна стал. Меня коли, глиняный сын, только полегче.

Ретиш вытер нож об рубаху, приложил его к руке Силана и осторожно поддел жилу самым остриём. Кровь потекла тонкой струйкой. Совсем как у Умира получилось!

В сарай ввалил люд железного рода. Эти много не сеяли, заказывали по зудю на две-три семьи. Принимали их Умир со Зрином. Ретиш закончил с Силаном и подскочил посмотреть, каков знак у железа. Зрин нацарапал черту, сверху на неё положил другую, покороче. Сказал:

– На молоток похоже.

К Умиру подошёл щуплый краснолицый Медыш, закатал рукав и пробормотал:

– Ты это… Две меры бери. По осени верну.

– Опять по осени? – возмутился Умир. – Пятый виток твои долговые храним!

На его крик вернулся Мощёр.

– Чего тут у вас?

– Да вот, родич твой пятой осенью грозится.

–

Я отдам, с жатвы всё отдам, – залепетал Медыш.

Мещёр побагровел, свёл брови, рыкнул:

– К жатве у тебя брага из винной ягоды поспеет, не до хлеба будет. Что кузнец, что жнец из тебя никудышный! – Мощёр попыхтел и обратился к Умиру: – Вот что, в последний раз возьми с него кровник. Если по осени не вернёт положенного, я долг отдам, а его в рудники отправлю. Будет батрачить. Обещаю перед родом и предками!

Медыш засопел, стал нескладно благодарить. Мещёр схватил его за шиворот, встряхнул и просипел в ухо:

– А будешь Дорчина привечать у себя, так вовсе света не увидишь. Отстань от парня!

Отпустив Медыша, Мощёр обтёр руки о рубаху, будто они замарались, и вышел из сарая.

Зрин ткнул Ретиша в бок, зашептал:

– Смотри, у железных и деревянных зуди по семьям, тут к знаку рода ещё имя добавить надо. М-м-мощёр, знак «мы». – Зрин нацарапал на кровнике четыре чёрточки и перечеркнул их поперёк пятой. Показал на каждую: – Мы, то есть хлеб, железо, дерево, глина и скрепляет всех ведовство.

Умир передал ему кровники Медыша. Зрин снова зашептал:

– М-м-медыш… Снова «мы». – Он почесал голову. – Медыш-ш-ш, «ши», как ветер в ивах шумит.

И нацарапал рядом со знаком «мы» три чёрточки, расходящиеся лучами из одного начала. Тут Умир заметил, что Ретиш стоит без дела. Прикрикнул:

– Чего рот раззявил? Лепёхи катай, помогай Медаре.

А в сарай уже входила Благожа с Енославом и челядью деревянного рода. Она сама пустила кровь деревянному хранителю, остальные выстроились ждать очереди к Умиру и Медаре. Первый же из деревянных просил оставить меру в долг. Умир спокойно кивнул.

Ретиш наделал побольше чаш Медаре и подобрался к Зрину:

– Чего Умир не возмущается, что в долг?

– Деревянные всегда отдают. Не хватает им зерна до весны, они бы и рады сеять, да поля их далеко, все ближние пашни Сиян с Сувром прибрали.

Зрин нацарапал черту, сбоку вверху приделал к ней уголок.

– Знак дерева. На топор похож.

Как закончили с последним из деревянных, Благожа вышла к воротам и сказала для всех ожидавших:

– К утру налепим полдюжины зудей для Сувра и дюжину для Сияна. Остальные приходите за зудями завтра.

Умир обтёр нож и убрал за пояс. Кликнул дремавшего в дальнем углу на соломе Зыбиша. Тот растолкал Тихушу, укрыл спящего Малушу и подбежал к старшим.

– Вам с Тихушей воду с маслом подносить, – велел Умир. – Ретиш, ты у Зрина в помощниках, запоминай, что к чему.

Все принялись таскать глину и ссыпать в чаны. Потом залили воды с маслом и стали месить в тугое тесто. Зрин пояснял:

– Масло для мягкости добавляем, с одной водой глина сохнет и крошится, а с маслом зудь два дня ходит.