Глобализация: тревожные тенденции
Шрифт:
«Отход» от авторитаризма для правящей Коммунистической партии Китая является более трудной проблемой. Экономический рост и развитие автоматически не даруют личных свобод и гражданских прав. Между политикой и экономикой существует сложная взаимосвязь. Пятьдесят лет назад бытовало представление о существовании обратной зависимости между экономическим ростом и демократией. По этой логике Россия могла бы перегнать Америку, а на практике россияне заплатили слишком высокую цену. Мы знаем, что они отказались от свободы, но не получили экономических выгод. Известны случаи успешных реформ при диктатуре, например при диктатуре Пиночета в Чили. Но образцы диктатур, подрывавших экономику своих стран, приходят на ум куда чаще.
Для экономического роста важна стабильность. Каждый, кто знаком с историей Китая,
В стремлении достичь экономических успехов и стабильности Китай поставил создание созидательной конкуренции, новых предприятий и новых рабочих мест выше приватизации и реструктуризации. Сознавая важность макростабилизации, Китай никогда не путал цели со средствами и не доводил борьбу с инфляцией до абсурда. Там понимали необходимость сохранения социальной стабильности, а следовательно, нужно было не допустить массовой безработицы. Создание новых рабочих мест должно было проходить в тесной увязке с реструктуризацией экономики. Экономическая политика во многом диктовалась этим условием. В Китае шла либерализация, но шла постепенно и поэтапно, высвобождая ресурсы, которые должны были стать эффективными вложениями, а не остаться незадействованными. Кредитно-денежная политика и кредитно-финансовые институты облегчили создание новых предприятий и новых рабочих мест. Часть денег предназначалась неэффективным государственным предприятиям, так как считалось не только политически, но и экономически важным поддерживать социальную стабильность, которая в противном случае была бы подорвана высоким уровнем безработицы. Китай не проводил быструю приватизацию госпредприятий, но создавались новые, и государственные предприятия теряли свое доминирующее положение: через двадцать лет реформ их доля в промышленном производстве составила всего 28,2 процента. Открывая страну для прямых иностранных инвестиций, в Китае понимали также опасность полной либерализации рынка капитала.
Трудно представить больший контраст между Китаем и странами, подобно России, пошедшими на поклон идеологии Международного валютного фонда. Во всех ситуациях оказывалось, что Китай, который был новичком рыночных отношений, лучше понимал стимулирующий эффект своих стратегических решений, чем МВФ - своих.
На ранних стадиях переходного процесса его объектами являлись общественные предприятия в небольших городках и деревнях. По мнению идеологов МВФ, эти предприятия не могли функционировать успешно, поскольку они были общественными. Но в МВФ ошибались. Небольшие предприятия в сельской местности решали проблему управления предприятиями, которой МВФ уделял так мало внимания. Но именно эта проблема управления лежала в основе неудач других стран. Сельские поселения направляли свои скудные средства на создание богатства. Существовала сильная конкуренция в борьбе за успех. Жители городков и деревень видели, куда идут их накопления. Все знали, создаются ли рабочие места и увеличиваются ли доходы. Пусть это не было демократией, но существовала подотчетность. Новые отрасли промышленности Китая были сосредоточены в сельских районах, и это помогло смягчить социальные потрясения, неизбежные при индустриализации. Китай построил основы новой экономики, опираясь на существующие институты, поддерживая и умножая социальный капитал, в то время как Россия все делала прямо наоборот.
Парадоксально, но страны, проводившие политику постепенных реформ, преуспели в более быстром осуществлении более глубоких реформ. Фондовый рынок Китая гораздо большей емкости, чем российский. За десять лет методы ведения сельского хозяйства России мало изменились, в то время как Китай перешел к «индивидуальной системе ответственности» менее чем за пять лет. Контрасты,
Пример Польши и Китая показывает, что были стратегические альтернативы. Социально-политические и исторические условия различаются, никто не гарантирует, что удачный опыт какой-либо страны может быть повторен в России или окажется там реализуемым с политической точки зрения. Это используется для того, чтобы утверждать, что сравнивать успехи, достигнутые в сильно разнящихся условиях, некорректно. Польша в отличие от России сохранила глубокие рыночные традиции, частный сектор существовал там даже в коммунистическую эпоху. Напротив, Китай стартовал с гораздо худших позиций. Казалось бы, наличие слоя предпринимателей могло позволить Польше принять стратегию быстрой приватизации. Однако, подобно Китаю, поляки выбрали постепенный подход к преобразованиям.
Говорят, что Польша имела преимущество, потому что была промышленно более развита, а Китай - потому что менее развит. Китай, согласно этому мнению, был еще в стадии индустриализации и урбанизации, а России нужно было решить более тонкую задачу переориентации своей индустриализованной, но тяжелобольной экономики. Но утверждать можно и обратное: процесс развития нелегок, что ясно демонстрируют редкие случаи успеха. Если непросто проводить перестройку экономики и трудно достигнуть экономического роста, то совсем не очевидно, что то и другое одновременно должно быть легче. Разница между процветанием Китая и провалом России в реформировании сельского хозяйства является, если уж на то пошло, гораздо контрастнее, чем успехи этих двух стран в реформировании промышленности.
Все экономические удачи объединяет одно - преобразования были «доморощенными», разработанными изнутри теми, кто чувствовал нужды и потребности своих стран. Шаблонных подходов не существовало ни в Китае, ни в Польше, ни в Венгрии. Экономические преобразования носили прагматический характер - голая идеология или модели из учебников политику не определяли.
Любая наука, даже «неточная» экономическая наука, занимается анализом причинных связей и прогнозированием. Научные прогнозы постепеновцев подтвердились и в странах, взявших на вооружение эти стратегии, и в странах, пошедших другим курсом, по пути шоковой терапии. Нелишне подчеркнуть, что предсказания шокотерапевтов нигде не сбылись.
По моему твердому убеждению, успехи стран, не следовавших рекомендациям МВФ, не случайны. Есть четкая связь между проводимой политикой и ее последствиями: между успехами в Китае и Польше и тем, что там делали, между провалом в России и тем, как там проводили реформы. Последствия для России были такими, как их предсказывали критики шоковой терапии, может быть, хуже. Результаты в Китае были прямо противоположными прогнозам МВФ, но согласовались с тем, что говорили противники быстрых радикальных перемен, оказались, может быть, даже лучше.
В свое оправдание шокотерапевты утверждают, что их рекомендации полностью никогда не доводились до конца. Не убедительно: в реальной экономике невозможно следовать точно всем предписаниям. Практическая политика (и практические советы) должна быть основана на понимании, что в условиях сложных политических процессов действуют склонные ошибаться индивидуумы. Неспособность МВФ признавать это является серьезным обвинением. Но что еще хуже, многие предсказания провалов независимыми наблюдателями и экспертами были оставлены без внимания.