Глоток лета со вкусом смерти
Шрифт:
Большущий матрац, сброшенный на пол и вспоротый чьей-то безжалостной рукой, ощетинился колючими пружинами и клоками синтепона. На кресле лежал чужой черный плащ, свешиваясь по сторонам, словно гигантский парашют. Ваза, в которой стоял букет из ромашек и колокольчиков, была перевернута и вода, вытекшая из нее, залила светлый ковролин. Но вот странно — почему-то пятно это было не бесцветным, а бурым.
Алиса в ужасе застыла, глядя на эту жуткую картину. Тут ее нос уловил какой-то тошнотворный запах. И запах этот с каждой секундой усиливался. «Кап!» — вдруг услышала она. Из опрокинутой вазы вылилась еще одна капля.
В этот момент она почему-то подумала, что Сергей вряд ли ей поверит, если она расскажет ему о том, какая чертовщина творится в их доме. Трясущимися руками она вытащила из кармана телефон и решила заснять страшную картину. Странно, но в объективе камеры она вдруг увидела бесформенную фигуру, одиноко сидящую на голом остове кровати. Убрала телефон — фигура исчезла. Вновь взгляд сквозь объектив и опять — человек. Он сидел спокойно, устремив взгляд в пространство, но Алиса, как ни старалась, не могла разглядеть его лица. И вдруг он заговорил, вернее, заговорила она, ибо это была женщина.
— За что?! Я так хотела жить. Просто жить, радоваться солнцу и дождю, ходить по улицам и покупать мороженое, слушать пение птиц по утрам. Это ты виновата. Ты!
— Почему я?! — прошептала Алиса непослушными губами, упрямо глядя в камеру.
— Я ненавижу тебя! Ненавижу!!! — голос, вначале равнодушный, безжизненный и едва слышный, с каждым словом набирал силу.
Под конец он стал совершенно оглушительным, заполняющим все вокруг безумным звенящим эхом. Алиса в ужасе отбросила от себя телефон и обеими руками закрыла уши. Она изо всех сил зажмурилась и… проснулась.
Сердце колотилось так, будто вместо него в груди работал гигантский штамповочный станок, а на лбу выступила холодная испарина. Обеспокоенная Мурка стояла на задних лапах, и, тревожно поскуливая, тыкалась мордой в ее плечо. Алиса мельком взглянула на часы — она проспала всего лишь десять минут. За окном сгущались сумерки. Сквозь неплотно задвинутые шторы, на балконе она разглядела силуэт Сергея. Он что-то быстро записывал в блокнот. Рядом в пепельнице дымилась сигарета и стояла кружка.
— Все хорошо, милая, это просто сон! Дурной сон, — тихо сказала Алиса, скорее не Мурке, а себе.
Она потрепала ее по голове и поцеловала шишковатый лоб, все еще пахнущий шампунем.
Странно, такое ощущение, будто бы она знала эту собаку не один день, а много-много лет. И как это она жила до сих пор без этого любопытного кожаного носа, без этого взгляда, полного неподдельного волнения и преданности, без мягких, пушистых ушей, похожих на большие лопухи? Как же хорошо, что Сережка выкупил ее! Страшно подумать, что этой случайности могло и не быть, не приди ему в голову идея с самого утра тащиться в Озерское. Как он там сказал? Они теперь будут жить все вместе. Вместе. Какие чудесные слова!
От этих спокойных мыслей дыхание понемногу выровнялось. Алиса встала, выключила люстру, оставив гореть только маленький ночник и, взяв пижаму, пошла в душ.
Глава
Сегодня Проскурин чувствовал себя настоящим триумфатором. Это даже хорошо, что все так случилось. Как говорила его бабка Фекла — царствие ей небесное — никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. После такого громкого дела продвижение по службе ему гарантировано, уже не говоря о премии и почетной грамоте от начальства. Преступление раскрыто в максимально короткий срок. Все получилось очень удачно — никто из сильных мира сего не пострадал, виновные найдены, а смертный приговор уже приведен в исполнение. Правосудие восторжествовало. И главная заслуга в том не пришлых москвичей с Петровки (гори она синим пламенем!), а капитана Озерского отделения полиции Григория Степановича Проскурина! Сам Касаткин пожал ему руку и поблагодарил за работу. А это тебе не хухры-мухры! На секунду привиделась местная газета «…ские Ведомости», а на главной странице его большая фотография — кстати, надо будет подыскать подходящую! — и заголовок: «Сложа руки не сидим!»
С этими приятными, во всех отношениях, мыслями он запарковал свои старенькие «Жигули» во дворе отделения и достал телефон. Жена Ленка уже несколько раз звонила, чтобы спросить, что делать на ужин и когда его ждать. Проскурин довольно, словно сытый кот, улыбнулся и набрал номер.
— Алло, Гриш, ну где ты пропал? — услышал он встревоженный голос.
— Привет. Я, Лен, между прочим, работаю. Кстати, накрывай на стол, скоро буду. Помнишь, мне твой брательник на прошлой неделе виски привез?
— Ну, помню, — слегка недоуменно, согласилась она, — Только ты же тогда сказал, что пусть эта бутылка до подходящего случая стоит. У нас что, сегодня праздник?
— Ну, праздником я бы это не назвал, скорее повод, — с излишней скромностью добавил он.
— И что за повод? — в голосе слышалось неприкрытое любопытство.
— Твой муж раскрыл преступление века! Помнишь, я рассказывал тебе про «Сосновый»?
— Помню, конечно. Там еще этот миллионер… Как его там? Козляткин?
— Касаткин, — поправил он жену.
«А Козляткин — ему бы больше подошло!» — довольно хмыкнул он про себя.
— Точно, Касаткин. И что?
— Так вот, дело закрыто!
— Да ты что?! Гришка, ну я тебя поздравляю! А Коптев?
— А что — Коптев? Думаю, сольют его в самое ближайшее время. А на его место меня поставят.
— Ну, ничего себе! — восхитилась Ленка.
— А как ты думала? Этот Касаткин-Козляткин не последний человек, уж он-то замолвит словечко за меня, будь уверена. Ладно, мне сейчас некогда. Домой приеду — расскажу подробнее.
Он сунул телефон в карман, закрыл машину и похлопал ее по проржавевшему боку. Последние денечки на этом корыте. Очень скоро его заменит сияющий лаковыми боками черный «Фольксваген», а еще лучше — «Мерседес».
Вечером в отделении было тихо и безлюдно. Снисходительно кивнув дежурному, Проскурин вошел в свой кабинет и достал из тумбочки припрятанную там маленькую бутылку водки. Одним махом выпив полстакана, он удовлетворенно выдохнул и, приоткрыв окно, закурил. «Эх, и жизнь хороша, и жить хорошо!» — тихо промурлыкал он, чувствуя, как по телу разливается приятная истома. В этот момент на столе зазвонил телефон. Проскурин чертыхнулся и взял трубку.