Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой
Шрифт:
Наступили несколько дней перерыва. Рождество в Америке — священный праздник, все учреждения закрываются. Здесь опять-таки сказывается чисто американская черта — последовательность и методичность. В одно прекрасное утро на всех площадях Сан-Диего вдруг начали торговать рождественскими елочками. Они были выкрашены в красный, голубой, фиолетовый, белый и даже зеленый цвета: построенные по ранжиру — один фут, два фута, три фута, они дожидались покупателей. Один доллар, два, три. Над всем этим великолепием висели большие плакаты: «Покупайте рождественскую елку. Рассрочка — шесть месяцев». Торговцы зазывали так, словно речь шла не о елке, а о кадиллаке: «Радуйтесь сегодня, платите завтра». Действительно, почему бы не заплатить за рождественское удовольствие летом? Лето — это время рубки деревьев,
Первые месяцы нового 1959 года ушли на административные хлопоты. Флот занимался наукой с присущей ему щедростью и размахом. Был назначен военный руководитель проекта лейтенант Дейви. В помощь ему отрядили совсем еще молодого лейтенанта Дона Уолша. Довольно быстро, правда, Дейви пришлось по состоянию здоровья перейти на другую работу, и его заменил Уолш. Материально-техническая база выглядела очень солидно. Было сделано все, чтобы, однажды начав, уже не отвлекаться от программы погружений.
Мы с Буоно с головой ушли в работу: нам предстояло подготовить сменный экипаж, кроме того, появилась ценная возможность выписывать любые приборы и запасные части. На наши заявки неизменно отвечали согласием, даже не осведомляясь о стоимости. Единственное неудобство — это потеря времени. Формальности иногда вырастали до таких размеров, что я предпочитал кое-что покупать за свои деньги; это обстоятельство неизменно приводило в недоумение моих американских коллег.
— Как же вы вернете деньги? — спрашивали они.
— Во время погружения, — отвечал я, но, должен признать, это звучало для них малоубедительно.
В один из дней меня разыскал невероятно озабоченный Рехницер.
— Серьезное дело, — сказал он. — У нас на счете осталось двадцать пять тысяч долларов. Если мы не потратим их немедленно, они пропадут. Но, что хуже, их автоматически срежут из ассигнований на следующий год как неиспользованные. Что вы предлагаете купить?
100 тысяч швейцарских франков! Больше, чем мы заплатили за всю гондолу на заводе в Терни!.. И их надо было «задействовать» немедленно, выбросить на ветер! Я предложил купить батареи; они были такие дорогие, что денег хватило всего на три комплекта…
Эта безумная система расходования средств неоднократно подвергалась критике, но американцы в ответ лишь улыбались. Нельзя же в самом деле ориентироваться на европейскую науку, экономящую каждый сантим. Да и потом, добавляли наши собеседники, это лишь видимая трата; ее скорее надо рассматривать как долгосрочное вложение.
В мае 1959 года мы приступили к программе научных погружений. Море в районе Сан-Диего очень и очень любопытно. Хотя этот район едва ли не самый изученный, дно хранит много загадок. С одной стороны, это не океанская бездна, но с другой — и не континентальный шельф. Уникальное в своем роде дно представляет собой древнее погрузившееся плато с отмелями, возвышенностями и ущельями глубиной до двух километров. Для него было даже придумано специальное название — «континентальный бордерленд». Дитц, изучавший его несколько лет назад, говорил, что многие отмели покрыты слоем фосфоритных конкреций, образовавшихся из костей рыб и других морских животных. Эти отложения — своеобразные подводные острова гуано, и рано или поздно здесь начнется их промышленная разработка… Да, причуд Калифорнии с успехом хватило бы на целую флотилию батискафов.
Богатством и разнообразием здешние воды не шли ни в какое сравнение с Капри. Особенно много было планктона. До сих пор «Триест» знавал прозрачные голубые воды своей юности; здесь вода была серо-стальной и куда менее прозрачной. На глубине 200 метров в полдень было уже почти темно. Кроме того, возле Сан-Диего было много холоднее, чем в Средиземном море. Гибралтарский «порог», глубиной всего в 300 метров, не пускает холодные воды Атлантики, идущие из полярных широт, в Средиземноморье. Возле Капри при быстром спуске температура бензина в поплавке повышалась за счет сжатия — это явление общеизвестно, его даже используют в дизельном моторе. Затем уже на дне бензин немного охлаждался, чтобы вновь начать согреваться за счет расширения
На богатом калифорнийском дне «Триест» обнаружил довольно мощное течение скоростью в полузла, [30] но, как ни странно, на дне не было ни ряби, ни промоин, как обычно при сильных течениях. Интересно, что в Италии на глубине 2800 метров мы обнаружили громадные промоины в зоне, где не заметно было малейшего течения. Лет десять назад океанографы считали, что воды на больших глубинах неподвижны. Затем были получены первые фотографии с рябью на дне. Итальянские и калифорнийские наблюдения вновь вернули нас к этой загадке.
30
Один узел равен одной миле (1,85 км) в час.
Желоб Сан-Диего богат рыбой. Это, правда, не означает, что мы спускались в сплошном рыбном месиве, нет, конечно. На батискафе редко доводится наблюдать на глубине рыбу, в Италии на дне мне не удалось заметить ни одной. Море настолько велико, а рыбы настолько чувствительны к чужеродному телу, что наблюдать их можно только при очень благоприятных обстоятельствах. Великолепные подводные киносъемки, столько сделавшие для популярности голубого континента, производились в совершенно особых условиях: для них выбирали изобилующие рыбой места возле рифов и скал — именно там, где мы избегали опускаться на батискафе. Съемки велись на очень небольшой глубине, а часто просто в аквариуме.
Возле Сан-Диего нам повезло, мы видели рыб вблизи в чудесных условиях. Мы быстро подружились с любопытной пучеглазой «черной треской» — эта рыба сантиметров в тридцать длиной, довольно толстая. Поначалу они не обращали на нас внимания, но затем им понравилось принимать «солнечные ванны» в лучах ртутных фар батискафа. Как-то раз одна рыба заметила свет в гондоле и начала тыкаться в плексиглас, просясь в гости. Я видел ее отчетливо, как сквозь аквариумное стекло. Хотя, если вдуматься, кто за кем наблюдал? Кто был заперт в клетке, а кто гулял на свободе? Рыба вряд ли подозревала, что случай послал ей для изучения два образца Гомо сапиенс в стальном шаре…
В другой раз, когда мы совершали погружение на 1200 метров, Дитц из чистого любопытства положил в пластмассовую корзинку, укрепленную снаружи, дюжину яиц. Опыт был интересен: яичная скорлупа полупориста, и мы ожидали, что вода просочится внутрь и уравновесит давление. Именно так оно и оказалось: все яйца вернулись наверх целыми.
Естественно, это был не единственный научный эксперимент, поставленный нами во время погружений у Сан-Диего. Мы сравнивали скорости прохождения звука на разных глубинах, эти опыты ставил сотрудник Лаборатории электроники К. Макензи. Подготовка была тщательной, накануне мы даже провели репетицию в бухте Сан-Диего. На специально оборудованных рельсах укрепили измерительные приборы, эталонированные в Лаборатории. Было условлено, что во время спуска я попытаюсь остановить батискаф и зависнуть без движения, пока Макензи не спишет показания приборов и не «перевернет» с помощью электромагнита батометры. Скорость прохождения звука в воде давно известна, но нуждается в уточнении. Обычно она в пять раз превышает скорость звука в воздухе, но все же есть отклонения на несколько процентов в зависимости от плотности воды, глубины, солености и даже силы тяжести, меняющейся на разной широте. Скорость на одной и той же глубине, трех километров скажем, колеблется от 1530 метров в секунду в Средиземном море до 1494 метров в секунду в отдельных районах Тихого океана. Таким образом, перед Макензи открывалось широкое поле деятельности. Сбрасывая попеременно дробь и бензин, я восемь раз останавливал «Триест» на разной глубине, и все замеры прошли удачно.