Глубинная ловушка
Шрифт:
– Там, где пилотами выявлены «засветки»?
– Совершенно верно.
* * *
Сменяя друг друга, мои ребята проверяют обнаруженные накануне «засветки». Их несколько, поэтому приходится разделиться на три бригады по четыре пловца, и обе «вертушки» без передыху носятся от корабля то к одной, то к другой, то к третьей.
К обеду возвращается бригада Устюжанина.
– Глухо, – бросает он, освобождаясь от гидрокомбинезона. – Здоровый якорь и толстая якорная цепь калибром миллиметров восемьдесят-девяносто. Длинная и очень массивная. Потерял кто-то много лет назад.
Понятно.
Через час он спрыгивает из грузовой кабины вертолета-спасателя на площадку и, пригнувшись, семенит к Сергею Сергеевичу. Тот на пару с адмиралом нервно курит под граненой будкой руководителя полетов и с надеждой смотрит на капитана третьего ранга.
– Полный облом, товарищ генерал. Ржавый баркас на глубине сорока пяти метров, – докладывает Борис. – Тонн тридцать-сорок, стоит как живой на киле, борта наполовину сгнившие. Принадлежность установить не удалось.
– И не надо. Отдыхайте, – с безнадегою машет рукой заместитель руководителя департамента. Повернувшись ко мне, с надеждою просит: – Твоя очередь, Женя. Осталось единственное пятнышко – ты уж постарайся…
Чуть не ржу в голос. Волшебная по своему содержанию просьба – ей-богу! Будто от нашего старания зависит характер покоящихся на дне предметов. Мечтаешь при погружении о бабах с водкой – находишь ржавый хлам; подумал о Родине – наткнулся на золото инков или стратегически важный объект.
Вертолет заправлен, и мы взмываем в предвечернее небо. Третья «засветка» недалеко – всего в шестидесяти километрах от корабля. Через пятнадцать минут полета мы на месте.
Погружение для проверки дна гораздо проще, чем сбор и подъем предметов. Да и глубина здесь, судя по морской карте, плевая – всего полсотни метров. Однако порядок нашей работы остается незыблемым.
«Вертушка» зависает над водой. Прыгаю первым, Фурцев сигает за мной. Проверяем связь и уходим вниз. Вторая пара, согласно нашим правилам, дежурит на борту, экономя силы, тепло и дыхательную смесь, ибо летчики, случись какая беда, помочь пловцам не сумеют.
Периодически поглядываю то на экран навигационно-поисковой панели, то на молодого старлея. Он держится рядом и, несмотря на холод обжимающих тело гидрокомбинезонов, чувствует себя уверенно.
Подходим ко дну, которого практически не видно. Включаем фонари, и ярко-белый свет тотчас выхватывает из темноты часть длинной металлической конструкции.
– Что это? – теряется Игорь.
– Погнутая балка от бортового корабельного крана. Очень старая. Идем дальше…
Мы ищем. И находим неподалеку от балки десяток пустых, насквозь прогнивших металлических бочек; лебедку, состоящую из электродвигателя, редуктора и спутанного мотка стального троса. Натыкаемся на ржавый пиллерс, на несколько звеньев искореженных бортовых ограждений – лееров. Ну, и на прочий мусор, наполовину присыпанный и совершенно для нас неинтересный…
Продолжаю парить над этим «безобразием», мысленно восстанавливая картину разыгравшейся на поверхности моря трагедии. Бушующий шторм, терпящее бедствие судно. Жуткий крен и огромная волна, срывающая
– Товарищ командир! Товарищ командир, срочно сюда! – слышу радостный голос Фурцева.
– Сейчас, – поднимаю панель и определяю место напарника.
Отыскиваю его метрах в тридцати к северу. Завидев свет от моего фонаря, он показывает штуковину из белого металла размером тридцать сантиметров на шестьдесят.
Подплываю ближе. Матовый блеск напоминает мне о проколе с хламом под масляным пятном. Приподнимаю находку, внимательно осматриваю.
– Там дальше лежит похожая, – трогает меня за руку Игорь.
– Показывай.
Оставшийся запас дыхательной смеси мы тратим на сбор обломков. Их немного, но все они относительно свежие – не присыпанные илом. Я мало смыслю в ракетных двигателях, однако в эти минуты готов поклясться расположением Босса, что мы наткнулись на один из них. Подтверждением тому – прокопченное сопло, похожее на воронку; дырявый топливный бак с опоясывающими корпус трубками; и, наконец, тяжеленький электронно-механический блок с русской надписью на боку: «инерциальная навигационная система».
Если товарищ Воронец и на этот раз, манерно поведя плечиком, скажет, что «этот хлам не имеет никакого отношения ни к третьей ступени, ни к ракетным элементам вообще», то я просто ее придушу. Невзирая на красоту, отменную фигурку и стройность ножек.
Заполнив мешки, приступаем к подъему. Медленно добираемся до поверхности. Запалив сигнальный патрон, мысленно подгоняем вертолетчиков. Уж больно холодно в здешней воде…
* * *
Дальнейшие события в точности повторяют произошедшее предыдущим вечером.
«Вертушка» садится на площадке; два мичмана забирают мешки с добычей. Мы переодеваемся и отправляемся в душ, где счастливый Фурцев неторопливо отогревается под горячими струями, а я все делаю на скорую руку, дабы успеть в вертолетный ангар.
Признав меня, матросик с автоматом делает шаг в сторону. Ныряю внутрь ангара, щурюсь от яркого света и едва сдерживаю удивление от идентичности вчерашней и сегодняшней картин. У внешней стены в задумчивом безмолвии стоят четверо: скрестивший на груди руки Сергей Сергеевич, рядом с ним контр-адмирал Черноусов, чуть поодаль покусывающая нижнюю губу Анна и молодой конструктор Симонов из Московского института теплотехники. Немного в стороне, присев на корточки, ковыряется в железках командир корабля Скрябин.
Завидев меня, генерал вздыхает и обращается к единственной даме:
– Вам слово, Анна Аркадьевна.
– К «Молоту» этот хлам отношения не имеет, – начинает она с бодрым оптимизмом, не подозревая о скорой смерти от удушения. – Однако прогресс налицо. В доставленных на корабль обломках мы с конструктором Симоновым узнали элементы от двигателя третьей ступени устаревшей баллистической ракеты «Бирюза»…
Глава пятая. Море Лаптевых