Глубинная ловушка

Рощин Валерий Георгиевич

– Надо подумать, – смотрит на часы Питер и вместе с капитаном покидает центральный пост.

* * *

– Знаете… У меня ужасно строгая мама. А я в детстве, как ни странно, была невероятно непослушным ребенком, – вытянув ноги и откинув назад голову, вспоминает Анна.

Она очень устала – и от комбинезона, и от неудобного кресла, и от постоянного нервного напряжения. Тем не менее она старается держаться. А я, как могу, подбадриваю…

– На вопрос «Откуда я взялась?» мама объясняла, что меня купили в детском магазине, – продолжает она неспешный рассказ. –

Мальчики там стоили две большие пачки денег, а девочки – одну. У моих родителей была с собой только маленькая пачка денег, и тогда продавщица сжалилась – достала с дальней полки самую капризную, непослушную девочку и продала с огромной скидкой, честно предупредив, что у девочки отвратительный характер.

Теперь, запрокинув голову, смеюсь я.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Папа, услышав подобную импровизацию, пришел в ужас и попытался смягчить картину. Но история моего появления на свет произвела неизгладимое впечатление. До сих пор мурашки бегают по спине.

– Наверное, папа вас очень любил. Часто катал на шее, а на ночь читал длинные сказки о прекрасной принцессе.

– Да, я была папенькина дочка, и он регулярно читал мне сказки. Правда, делал это своеобразно, – глядит она в потолок и мечтательно улыбается. – Я, бывало, ложусь в постель, он садится на самый край и открывает толстую книжку. Начинает всегда бодро, с выражением. Потом все тише и тише… Короче говоря, через пятнадцать минут я бегу к маме со словами: «Он заснул, забирай!..»

Два вооруженных подводника стоят в трех шагах. Поглядывая на нас, тихо переговариваются и ведут себя довольно корректно. Мы не делаем резких движений, а наша непринужденная болтовня их не беспокоит.

– Я тоже появился на свет далеко от Москвы. Районный городишко: грязь, раздолбанные дороги, деревянные лачуги и запах навоза. В общем, как говорят заносчивые москвичи: глухая провинция, куда забыли завезти секс и новость об отмене советской власти. Когда я родился, дома никого не было. На кухне лежала записка: «Молоко в холодильнике».

Анна смеется, а мне на душе легчает. В ее глазах уже нет страха, отчаяния и безнадеги; за воспоминаниями о далеком детстве она окончательно расслабилась и вновь стала собой.

– …Ну а если серьезно, то мои родители – обычные работяги, вкалывавшие от зари до зари. Денег вечно не хватало, жили в убогой квартирке… В общем, все по Черчиллю: «Главный недостаток капитализма – неравное распределение благ; главное преимущество социализма – равное распределение лишений».

Побыв в мечтательной прострации, она возвращается в реальность.

– Женя, у вас есть предположения относительно того, куда мы плывем?

Отшучиваюсь:

– Я же не краб.

– В каком смысле?

– У краба на клешнях и теле есть особые волоски, позволяющие очень точно определять направление течения воды. Ну а если серьезно… Лодка идет на север – к началу океанского ложа.

– Что такое «океанское ложе»?

– Обширная донная низменность. Глубина в некоторых местах достигает четырех с половиной тысяч метров.

Она ежится:

– Зачем

им такая глубина?

– Им нужно достичь максимальной расчетной глубины. Это метров двести пятьдесят, максимум – триста.

– Это даст какие-то преимущества?

– Да. Чем глубже находится лодка, тем труднее ее засечь с помощью магнитометров…

Наше милое общение внезапно прерывает вторжение в центральный пост капитана и коренастого пловца.

– Мы предлагаем тебе взять блок и покинуть лодку, – без лишних прелюдий объявляет Питер.

– Не понял. А женщину вы намерены взять с собой?

– Она останется на борту в качестве заложницы.

– Послушай-ка… тебе до сегодняшнего дня приходилось участвовать в переговорах?

Коренастый морщит лобик шириной в два пальца.

Объясняю свою мысль:

– Условия должны быть приемлемы для обеих сторон. Так вот, сторону, которую я представляю, ваше предложение не устраивает.

Глава третья. Море Лаптевых

Начальство подводников вновь отправилось совещаться, оставив все тех же молодцов для охраны. Надеюсь, обсуждение моего предложения не займет много времени. Предложение сбалансировано и обязано устроить всех.

Несколько минут Анна подавленно молчит, представляя ту пропасть, по краю которой только что прошлась. Потом, приведя в порядок нервную систему, протягивает скованные руки и легонько пожимает мои ладони.

– Спасибо, Женя.

– Не за что. Нам не пора перейти на «ты»?

– С удовольствием, – блестят в сумрачном освещении ее большие серые глаза.

Ну, вот и свершилось окончательное примирение. Прям как в сказке: и спали они долго и счастливо, пока не разлучил их будильник…

Понемногу меж нами снова расходится разговор. Так, ни о чем. Не разговор, а трамбовка лишнего времени. А лишних до истечения означенного полуторачасового срока осталось… Сколько же осталось? Часы с моего запястья сняли, приходится брать навскидку: минут двадцать пять – тридцать.

Детство мы вспомнили в первом акте. Во втором переворошили юность и годы учебы. Теперь перешли к зрелости.

Наконец настает черед прямого, как кишка, вопроса:

– Анна, ты замужем?

– Увы, нет. Или к счастью.

– Не сложилось?

– Был двухлетний опыт с одним человеком. Не ангел небесный, но душа чистая, нрав веселый, внешность приятная; на несколько лет старше. В общем, обоим казалось, что любим.

– Гражданский брак?

Женщина кисло усмехается.

– Пожалуй, нет – подолгу совместно не проживали. Да и вообще… не сказать, чтобы связь была очень крепкой. Созванивались, встречались, сидели в ресторанчиках или ходили в кино, выходные проводили вместе. И все вроде бы складывалось – без ругани, без скандалов, без обид… А года через полтора наша пародия на семейную жизнь внезапно дала трещину. Большую такую трещину, хорошую – подползешь к краю, заглянешь вниз и… аж дух захватывает. Немного промучились и расстались.