Глубинная ловушка

Рощин Валерий Георгиевич

Профессия у подводников сложная, не терпящая халатности и ротозейства. А к средствам пожаротушения экипажи подлодок всегда относятся с трепетной ответственностью – это в буквальном смысле вопрос жизни. Поэтому огнетушители (не говоря уж о более серьезных системах) всегда исправны, находятся на штатных местах, наполнены огнегасящей смесью, проверены. И что самое главное – доступны. Срывай и пользуйся…

* * *

Одним движением сорвав тяжеленький огнетушитель, с разворота бью им в голову первого морячка из конвоя.

Удар получается неожиданным и сильным – подводник отлетает к противоположной переборке.

«Не жилец», – пулей проносится мысль.

Мой расчет верен: второй целью становится узкий лоб Питера, появившийся аккурат к своей очереди в круглом отверстии люка. Удар выходит менее удачным, но добивать некогда – где-то сзади торчит еще один морячок, оставленный стеречь Анну.

Резко смещаюсь в сторону. Обернувшись, осознаю: добраться до него не успею – он у дальней переборки, рядом с Анной. И лихорадочно тянет из кобуры пистолет.

– Анна, пригнись, – размахиваюсь баллоном.

Морячок отскакивает, однако запущенный красный снаряд ударяет его в спину, что дает мне лишнюю секунду.

В один прыжок оказываюсь рядом и со всей дури бью сдвоенным кулаком по черепу.

От резкой нагрузки левую лопатку простреливает боль. Рука не слушается и тупо повторяет движения правой, которой я пытаюсь вытащить пистолет…

– Женя! – вскрикивает Анна.

Да-да, я помню о недобитом пловце и вполне себе здоровом капитане подлодки. А еще помню о пятом подводнике, прибегавшем в ЦП из кормового отсека. Они все за переборкой, у открытого круглого люка. И все вооружены. Но что делать? Я вынужден идти ва-банк и надеяться на счастливый случай. Вынужден.

Резко крутанувшись, вскидываю двумя руками пистолет.

Нужно выстрелить первым. Но не абы куда, – эти штучки на глубине чреваты катастрофой. Уж если позарез требуется пострелять в замкнутом пространстве, напичканном к тому же жизненно важными трубопроводами, баллонами со сжатым воздухом, приборами, электропроводкой, то стрелять надо точно в человеческое тело. Пуля либо останется в нем, либо вылетит, потеряв большую часть энергии. Все остальное – самоубийство и голливудский бред.

Вижу цель в круглом проеме открытого люка. Давлю на спусковой крючок.

Два выстрела звучат одновременно.

И одновременно падают два тела…

* * *

Получив страшный удар в грудь, я отлетел к ногам молодой женщины.

Боль отдает в ключицу при каждом вдохе; в глазах темно, дышать трудно. Анна стоит рядом на коленях, ее перепачканные в крови руки трясутся…

Немного начинаю соображать, когда сбоку подходят капитан с Питером. Капитан опрятен и чист, с пистолетом в холеной ладони. Питер покачивается; на треугольном лице кровоподтеки, к рассеченному лбу прижат скомканный бинт.

Капитан отталкивает плачущую женщину, цедит что-то сквозь зубы и целит мне в голову.

Анна

вновь припадает ко мне, закрывая телом и крича подводникам что-то по-английски…

Узколобый недобиток бьет ее ногой и рычит:

– Ты останешься у нас вместе с блоком! А его мы пристрелим и выбросим из судна!

Упавшая Анна поднимается. В глазах и слезы, и ненависть. Сев на палубу рядом со мной, она берет мою руку и с гордым презрением смотрит на Питера:

– В таком случае далеко вам отсюда не уплыть.

– Кто нас уничтожит?! Все, что он говорил, – блеф! – брызжет слюной командир пловцов. – Мы соврали вам, понимаешь?! Соврали об оставшихся пятнадцати минутах до истечения срока ультиматума! Когда он интересовался временем – отпущенные полтора часа уже прошли.

Крепко сжав мою ладонь, женщина молчит.

Пловец вытирает об себя испачканные кровью наручные часы и трясет перед ее лицом циферблатом:

– Видишь, прошло уже больше двух часов! Видишь? А снаружи – ни звука! Знаешь, почему? Потому что на глубине рядом с лодкой никого нет! На вашем старом проржавевшем корабле не осталось воздушной смеси или выведены из строя все боевые пловцы. Вы ничего с нами не сделаете, поэтому сиди, сучка, и не дергайся, а не то и тебе вышибем мозги!..

Пуля пробила правое легкое. Из груди рвется кашель вместе с кровью и солоноватыми ошметками. Признаться, мне очень хреново. Такое ощущение, будто внутри легкого тлеет огонь.

– …Сейчас я надену костюм и выйду через шлюз для осмотра гребного винта. А заодно вышвырну труп твоего дружка, – промокая бинтом разбитый лоб и морщась от боли, разоряется Питер. И поторапливает капитана.

Тот вновь поднимает пистолет. В тишине, прерываемой всхлипыванием Анны, раздается щелчок взводимого курка.

– Нет… Нет… Нет… – причитает она.

Проходит секунда, вторая…

Я отлично вижу плавное движение побелевшего на сгибах указательного пальца.

Вот-вот грохнет выстрел, и свет навсегда для меня погаснет.

– Нет… Нет…

Сейчас…

Ну?..

Однако вместо выстрела что-то грохает снаружи по корпусу. Потом второй раз, третий, четвертый.

Четыре удара по рубке. Через равные промежутки времени.

Глава четвертая. Море Лаптевых

В центральном посту повисает гробовая тишина: все молчат, и даже Анна перестает всхлипывать. Она и не догадывается о дефиците комплектов для дыхательных аппаратов, исключающий спуск на глубину нашей очередной смены, но пламенная речь узколобого пловца была напориста и убедительна.

Капитан опускает пистолет, на лице царит обескураженное выражение.

Похожее выражение и на треугольной физиономии Питера. Переглядываясь, они силятся дать новую оценку ситуации и найти оптимальное решение.