Глубинная Россия: 2000 - 2002
Шрифт:
— Линия пограничной зоны как-то обозначена?
— Районная администрация изготовила пять щитов…
Ситуация из худших (в Соль-Илецке): застава размещена в сараях, что полвека стоят на задах здания районной администрации. Если перед фасадом этой юдоли скорби не просыхает емкая лужа, то легко догадаться, каково на заднем дворе, при отхожем месте.
Не одни пограничники обживают границу. Есть (они первыми сюда пришли) таможенники. Илецк-1 на окраине Соль-Илецка. Станция Казахстанских железных дорог — на российской территории, что уже несколько странно. Вокзал, судя по безошибочно опознаваемому стилю, построен году в 1907-м. Одну комнату арендуют таможенники, затратившие полтора года на то, чтобы получить разрешение просверлить дырку в перегородке и отвести к себе три метра водопроводной трубы. Под раковиной стоит ведро — понадобится не меньше времени, чтобы сделать слив в канализацию. Сцены, которые ежедневно развертываются на перронах, вошли бы отличным эпизодом в кинофильм о великом переселении народов. Когда одновременно здесь встают на час поезда, один из которых следует из России в Узбекистан,
Максимум, что можно сделать, — это обработать один вагон из десяти. Это не все, поскольку железнодорожная линия однопутная и от условной пограничной линии до станции, где только и есть пункт таможенного досмотра, восемь разъездов, на каждом из которых сбрасывать тюки гораздо удобнее, чем на скорости. Как-то собрались с силами, выслали бригаду, нагонявшую поезд после каждого разъезда: два камаза наполнили рухлядью.
Пункт миграционного контроля только-только обустроился в отдельном домике на путях. Наконец появился компьютер, позволяющий упорядочить документацию и ускорить проверку данных. Веселее от этого не становится, так как число нелегальных мигрантов, выявляемых на станции, медленно растет. Люди из Бангладеш, из Афганистана по подлинным паспортам, приобретаемым по сходной цене в Душанбе или в Ташкенте, таджики, узбеки, киргизы с документами и без оных… Что можно сделать? Мало что можно. Снимают с поезда, усаживают на скамью в так называемом зале ожидания, рядом сидит скучающий пограничник. Подходит поезд, сажают в тамбур, наказывают проводнику ни в коем случае не выпускать на разъездах до границы. Дальнейшее покрыто мраком.
Есть таможенные пункты на автомагистралях, расположенные в глубине российской территории на разном, но всегда солидном расстоянии от границы. Перечислять вопросы не буду, ограничившись ответами.
Весов для взвешивания автомашин нет. Приборов для просвечивания кузовов нет. Навеса, под которым можно разгрузить машину, нет. Упоминать теплые ангары было бы бестактно. Зато, как выяснилось, в первом году третьего тысячелетия, появился один (1) цифровой фотоаппарат, позволяющий фотографировать клейма и печати. Его так и возят с одного места на другое как диковинку.
Следует учесть, что летом через границу Оренбуржья с Казахстаном ведут около 600 грунтовых дорог. Зимой же в действии местное ноу-хау: впереди трактор К-700 с отвалом расчищает дорогу, за ним следуют два-три камаза с грузом, позади ещё один трактор с плугом, заваливающим путь. Нет, не следы заметает — с воздуха следить некому и не на что. На всякий случай: если вдруг для уазика найдется горючее, пограничникам в лучшем случае удастся наблюдать за шествием каравана с изрядного расстояния.
Начальник РОВД повествует о том, как с двумя милиционерами он совершал ночной рейд, чтобы найти и вернуть угнанный за рубеж табун. Его коллега в другом районе объясняет, что после того, как с помощью дружин озабоченных обывателей прижали-таки оптовых торговцев наркотиками, «пушеры» стали преходить границу с жалким десятком доз за пазухой, таким трудоемким способом удовлетворяя спрос. В третьем месте до сих пор переживают событие нечастое, но и не чрезвычайное: областные милицейские чины чинно сопровождали колонну контрабанды от самой границы, пока их не остановили служивые из УБОП. Еще один милицейский начальник из местных в красках повествует о том, как встретил в степи, на удалении 50 км от заставы, весьма живописный наряд пограничников: двое мальчиков с палками. Потому с палками, что оружия им выдать было нельзя по причине необорудованности оружейной комнаты, а с палкой всё же веселее. Отсутствие государственного страхования ошибки таможенника при проверке грузов, в особенности скоропортящихся, отсутствие электронных весов для взвешивания автомобилей, острый недостаток обученных собак и кинологов, не говоря уже об отсутствии специального оборудования, создает ситуацию, при которой смена из 3-х сотрудников таможни реально в состоянии осуществить исключительно документальный контроль грузопотока и легкового транспорта. Периодическое обнаружение крупных партий наркотиков и оружия имеет случайный характер, не может рассматриваться системно, учитывая, что только через один пункт перехода ежесуточно проходит от 30 до 100 большегрузных фур. С чужой железнодорожной станцией на своей территории тоже много мрачного веселья. С советских времен к в?дению железной дороги отнесены полсотни пятиэтажных домов. Дома муниципалитету никто не передавал, документации на них нет, расходы на их содержание, естественно, не планировались. В домах живут люди. Много людей — почти половина населения городка.
Довольно зарисовок. Попробуем разобраться в общей картине. Был лирический период упований на беспроблемное развитие СНГ, веры в новый Таможенный союз, предполагавший снятие барьеров между сопредельными странами. В то же время растут обоснованные требования к укреплению границы, к ее способности защитить Россию от контрабанды всех видов, от нашествия неведомо кого. По данным наиболее компетентных областных организаций, за десять последних лет через границу перевалило до четверти миллиона людей, из которых статус беженца или вынужденного переселенца получили (и за ним обращались) около 70 000. Куда делись все остальные,
Иными словами, почти десять лет граница как бы была, но ее не было. В переводе на язык социальной практики это означает, что для весомого меньшинства приграничного населения контрабанда как бы и не была контрабандой. Просто способ существования. Изменить это положение быстро в принципе невозможно, тем более что под контрабанду легче всего записать для отчетности казахского мужика, который с барашком под мышкой бредет к кумовьям в соседнюю деревню, оказавшуюся теперь за рубежом. Как убедить этого мужика в необходимости ехать сто с лишним километров до официального КПП, чтобы затем вернуться почти на то же место, отдаленное от его дома на десяток-полтора километров? Силой можно, хотя и не слишком пристойно, но ведь и силы такой поблизости нет. Теоретически все решается просто: учреждаются пункты упрощенного пропуска в нужном количестве, туземцам с обеих сторон границы выдаются постоянные пропуска — и дело с концом. Однако учредить такие пункты перехода в одностороннем порядке невозможно, а с казахстанской стороны особого рвения не видно.
Если от очерковых суждений перейти к языку холодной аналитики, то можно выстроить целую серию умозаключений, последовательно увеличивая радиус охвата явлений.
Разбудите офицера погранслужбы, и он отчеканит дефиницию границы, которая вписана в соответствующий закон, — ее формулировка напоминает одну из аксиом Евклидовой геометрии. Главной там окажется линия, не имеющая толщины и вздымающаяся вверх до стратосферы. Доходит ли проекция этой линии до центра Земли, не сказано, но явно предполагается. Как почти всякая дефиниция, эта годится исключительно для ведения переговоров. За ней неявно подразумевается та самая полоса вспашки, окаймленная двумя рядами колючей проволоки, с которой мы начали. Однако такой каймы нет, и не предвидится. Вторя закону федеральному, законы субъектов Федерации определяют глубину приграничной зоны особого контроля в 5 км.
А почему, собственно? Детский этот вопрос неожиданно повергает лиц, ответственных за защиту госграницы, в прострацию. После тщательных разысканий обнаруживается, что восходят эти 5 км к эпохе маршала Блюхера, когда в такой дистанции прослеживался внятный смысл. Примерно час пешего движения для потенциального нарушителя, направляющегося за пределы отчества или вторгшегося в эти пределы извне, и примерно 10 минут для конного разъезда пограничной стражи. Достаточно для размещения застав применительно к условиям местности. В унитарном государстве какую глубину зоны ни назначить, все будет хорошо, так как граница государственная, никаких реальных субъектов в этом государстве не предполагалось, и все территориальные начальники были госслужащими.
Никакого отношения к нынешней действительности вся эта поэтика не имеет. Региональные власти до сих пор несут реальные затраты на минимальное обустройство государственной границы, но прежде всего нагрузка ложится на начальство муниципий, если такие есть, или на начальство районных территорий, если региональный закон игнорирует наличие закона об основах местного самоуправления, что случается сплошь и рядом. Так есть, и ещё на долгие годы так и будет. Однако же власти, как федеральные, так и региональные, бытуют в мире номинального, вследствие чего то самое пограничное ведомство, низы которого слезно выпрашивают каждый метр проволоки и каждый литр бензина у районных властей, не желает обсуждать реальные проблемы с кем бы то ни было «со стороны». В свою очередь наивно-хитроумные губернские канцелярии спят и видят сон о том, как завтра их областям или республикам будет назначен статус пограничных, вслед за чем им позволят оставлять в исключительном их распоряжении установленную долю таможенных платежей и административных штрафов (разумеется, только целевом). А уж как этими суммами распорядиться, власти сами разберутся, без кремлевского вмешательства.
Оно бы, конечно, славно, но московское начальство ни в жизнь не поверит начальству губернскому и, будем справедливы, памятуя о метаморфозах с целевыми трансфертами, имеет к тому некоторые основания. Хуже того, достаточно одного взгляда на карту России, чтобы подсчитать: каждый второй субъект Федерации может претендовать на статус приграничного, что обессмысливает всю затею.
Как ни странно, понадобился взгляд посторонних экспертов, чтобы предложить схему иного рода. С любой точки зрения целесообразно растянуть погранзону на всю толщу приграничных административных районов. С технической точки зрения, это резонно, так как принимается во внимание то известное обстоятельство, что даже беднота из нарушителей предпочитает в наши дни автотранспорт, и, следовательно, менее сорока-пятидесяти километров глубины у погранзоны никак не может быть. С административных позиций это целесообразно, так как расширение погранзоны позволит вовлечь администрацию в интересы границы, что в частности будет означать постоянное, а не от случая к случаю, втягивание местной милиции в вопросы охраны границы. И как следствие местное население также окажется вовлечённым в проблемы прикрытия границы. И всем этим сторонам вовлечённость такого рода должна быть элементарно выгодной. Если рискнуть известным преувеличением, то можно сформулировать задачу таким образом: и государевым людям, и местным начальникам, и последнему из обывателей должно быть выгоднее заботиться о прикрытии границы, чем пользоваться ее прозрачностью.