Глубинные течения [Океан инволюции]
Шрифт:
— Вы видели результаты сегодняшних замеров. Что скажете?
— Очень странно.
— Зато очень хорошо вписывается в мою теорию. В последнее время я много размышлял о Кратере. Об атмосфере. Представьте, что когда-то на Сушняке была атмосфера. Вспышка на солнце уничтожила ее. Представьте, что на планете к тому времени уже жили разумные существа и они все предвидели. Они вырыли себе убежище, огромное, для всей своей цивилизации. Гигантское убежище, со стенами высотой в семьдесят миль и толстым слоем пыли для защиты от радиации. Со временем Древний Народ приспособился к жизни в пылевых глубинах, они уже
Пока он говорил, лицо его раскраснелось от возбуждения. Закончив, он со вздохом уселся на стул.
— Мерфиг, — сокрушенно признался я, — это самая дурацкая бредятина, которую мне только доводилось выслушивать.
Я думал, он кинется на меня с кулаками, но он просто схватил маску и, сверкнув глазами, выбежал вон.
9. Новая беседа с наблюдателем
После ужина, главным блюдом которого, несомненно, явился крабовый суп, на камбуз заглянул юнга Меггль с известием, что меня ждет капитан. Десперандум сидел во вращающемся кресле за заваленным бумагами столом. Единственная масляная лампа под потолком отбрасывала на широкое бородатое лицо капитана дрожащие тени.
Он оторвался от работы и закинул руки за голову.
— Ты, Ньюхауз, последнее время интересовался наукой, верно? — без предисловий начал он. — Вот я и решил разъяснить тебе, что произошло сегодня и как это следует понимать.
— Польщен вашим доверием, сэр.
— Попробуем беспристрастно рассмотреть имеющиеся факты, — приступил Десперандум несвойственным ему лекторским тоном. — Леска останавливалась несколько раз на различной глубине, а затем была перерезана. О чем это может говорить?
— Кто-то играет с нами? — попробовал угадать я.
Капитан свирепо зыркнул на меня и оставил мое предположение без комментариев.
— Я тут произвел необходимые расчеты, — продолжил он, обведя рукой гору бумаг на столе. Я подошел поближе.
— За основу вычислений я взял свойства гранулированной скальной породы. Стоит отметить, что я рассматриваю плотность камня, а также электростатические и химические связи в нем как функцию площади поверхности. Я подставил данные в известную формулу, описывающую изменения в геологических структурах под воздействием внешних факторов.
Я никак не мог вникнуть в его каракули.
— Оказалось, что в Море Пыли имеют место процессы более сложные, чем предполагалось ранее, — Десперандум разгорячился. — При определенных условиях, которые невозможно воспроизвести
— Вон оно что… — наконец до меня дошло, что бумаги, на которые я все это время пялился, сплошь усеяны цифирью без малейшего намека на вычисления. Я видел несколько знаков умножения тут и там, пару больших интегралов, но они никак не соотносились со всем остальным. Никаких результатов и в помине нет, только разрозненные числа — большие числа, миллионы и миллиарды, словно каждый разряд увеличивал значимость записей, помогая их создателю крепче уцепиться за реальность. Бессмысленные, случайные наброски.
— Именно, — подытожил Десперандум. — Есть также косвенные доказательства. Не исключено, что подобный феномен служит причиной необычайно сильных течений. Представь, что случается, когда барьер между разнотемпературными слоями внезапно исчезает. Возникшая турбулентность способна породить даже бурю.
— Звучит убедительно, — заверил я. Мы с капитаном обменялись недоверчивыми взглядами.
Глубоко заполночь я проснулся от шепота шагов по лестнице. Никто другой не мог так ступать — только Далуза.
Открыв глаза, я почти ничего не увидел: темнота, заполнявшая камбуз, клубилась неясными фиолетовыми пятнами, да сквозь открытый люк заглядывала еле различимая звездочка.
Ночи в Море холодные: пыль держит тепло хуже, чем вода. Я поежился и натянул свое старое шерстяное одеяло до подбородка.
— Далуза, — позвал я, удивившись звуку собственного голоса.
— Я ненадолго, — отозвалась она. Я услышал, как она приблизилась ко мне. Похоже, она видела в темноте лучше меня — или чувствовала тепло, или ей хватало света одной-единственной звезды. Как бы там ни было, она легко добралась до моего матраса, поправила одеяло и устроилась рядом, примостив голову у меня на плече. Сквозь тонкую преграду я ощутил жар и невесомость ее тела.
Сердце заколотилось, и я постарался отвлечься:
— Как тебе сегодняшнее представление с измерением глубины?
— Старый спектакль, — пробормотала она, забираясь на меня и просовывая руку под одеяло.
Мне отчаянно захотелось дернуть Пламени, но я не сдавался:
— О чем ты?
— Я же с ним третий рейс. Он это проделывал раз двадцать, и всякий раз бестолку. Иной раз по полдня убивает — но двух одинаковых измерений еще не случалось.
— В каждом рейсе?
— Ага. Сменит всю команду, кроме меня, и снова за старое.
Я расхохотался так, что Далуза чуть не свалилась. А что мне еще оставалось — или посмеяться, или напиться. Учитывая мое положение, уместен был лишь первый вариант.
— Пора бы ему завязать с этим. Чего он уперся?
Далуза потянулась, и я не увидел, а почувствовал, как ее лицо застыло в паре дюймов над моим. Ее горячее, нездешне-пряное дыхание коснулось моих губ.
— А ты не думал, что, возможно, капитан не в своем уме?
Мне показалось, что я уже слышал нечто подобное.
— Только не говори мне, что у него мания.