Глубокая разведка
Шрифт:
— Я согласен с вами. Делать выводы, исходя из аналогии, — занятие неблагодарное. Но, согласитесь, слишком уж много у них общего: у тех «змей» и у этих «федералов».
— Верно. Но это тема для отдельного размышления. Лена, как я понял, у вас на переносном компьютере имеется ценная информация о наших общих знакомых. Не откажитесь поделиться?
— С удовольствием. Но как это сделать? Вы даже не сможете переписать ее. Наши компьютеры построены на совершенно разных принципах.
— Достаточно будет, если вы дадите мне ее вместе с вашим компьютером просто для изучения. А если потребуется переписать,
Лена приносит свой ноутбук. Мы допиваем коньяк, и ор Гелаэн прощается с нами.
ГЛАВА 25
Геноцид — уничтожение групп населения по расовым или национальным мотивам — тягчайшее преступление против человечества.
Мы живем у гостеприимного семейства Кинбрусов еще несколько дней. Два раза выезжаем на охоту. По вечерам с помощью мониторов связи знакомимся с жизнью биологической цивилизации. Век бы так жил. Но работа есть работа. Наш долг, задача, решение которой мы на себя возложили, зовут нас в дальнейший путь. Я уже хочу поставить вопрос ребром, когда вечером оре Даглин и ора Кинбрус объявляют нам, что курс лечения полностью завершен. Завершен успешно, и нашему здоровью больше ничто не угрожает.
— Значит, нам пора двигаться дальше, — констатирует Лена. — Толя, начинай разведку, готовь переход.
Утром Анатолий сообщает, что ближайший устойчивый переход можно будет открыть к вечеру следующего дня в четырех километрах от хутора Кинбрусов. Мы начинаем собираться в путь. Весь день проверяем снаряжение и решительно отказываемся от запасов провизии, которую нам усердно готовят наши хозяева. Конечно, хорошо в пути поесть свежее мясо, овощи и молоко, которое никогда не скисает, но ведь нести все это придется на себе. А у нас и так груз на плечах немалый. Чтобы не обижать хозяев и сделать наше меню более разнообразным, я соглашаюсь взять запас на три дня, не больше.
Вечером нас навещает ор Гелаэн. Он возвращает нам ноутбук.
— Большое спасибо, Лена. Информация, которую вы добыли с таким трудом, не имеет цены. Здесь очень много для нас нового. Жаль, что вы покидаете нас, но делать нечего. Ваша работа еще не завершена. Раз уж вы решились на такое, надо идти до конца. Доброго вам пути и удачи.
Во время прощального ужина я замечаю, что Дела и Дмитрий в общем разговоре не участвуют, часто переглядываются и посматривают на меня. «Значит, предстоит еще один серьезный разговор», — отмечаю я про себя. Но когда все расходятся, ни Дмитрий, ни Дела не делают никаких попыток заговорить со мной. Не понял, однако. Что у них на уме? Не дай Время, Дмитрий уговорил Делу идти с нами, и она согласилась. Это будет та еще плата за гостеприимство.
После завтрака я делаю смотр своей команде, проверяю готовность к походу. Вижу, что Дмитрий готов, так же, как и все. Он не дает мне задать вопрос и объясняет:
— Андрей Николаевич, я решил идти с вами дальше.
— А Дела? — спрашиваю я.
— Что, Дела? Вы были правы, когда отговаривали меня. Я передал ей ваши слова, она подумала и полностью согласилась. Жить мне здесь будет очень тяжело. И Дела сказала, что, при всем желании,
— Молодец, девочка! — только и могу сказать я.
К четырнадцати часам вновь появляется ор Гелаэн, сгибающийся под тяжестью коробки. В ней — литровые бутылки с коньяком. По бутылке на каждого из нас и еще две бутылки, чтобы выпить «на посошок». Хотя мы и загружены уже сверх всякой меры, от такого довеска никто не в силах отказаться.
В семнадцать тридцать мы стоим у места, где Анатолий намерен открыть переход. Нас провожает все семейство Кинбрусов, ора и оре Даглин и ор Гелаэн. Дмитрий с Делой стоят отдельно от всех. Медленно тянутся последние минуты. Все ждут. Все, кроме Анатолия. Он у нас основной спец по переходам. Сейчас он занят. Настраивает аппаратуру в резонанс с колебаниями темпорального поля.
— Готовность — две минуты! — объявляет он.
Мы быстро прощаемся с хозяевами и ором Гелаэном. Дмитрий с Делой стоят поодаль. Я не тороплю их. Если Димка в последний момент передумает, я не буду его переубеждать.
— Есть переход!
Перед нами дрожит и переливается ставшее уже привычным сиреневое марево. Окидываю взглядом нашу команду. Все стоят, готовые в путь. Дмитрий с Делой все еще стоят отдельно. Если он решил остаться, Время ему судья. Но не я.
— Прощайте, друзья! С нами Время! — говорю я и шагаю в переход.
М-да! Могло быть и хуже. Хоть это утешает. Но все равно, картина, открывшаяся мне, не радует. Как хорошо было у Кинбрусов, и мы променяли этот рай на такое…
Низко нависшее грязно-свинцовое небо. И из этого «свинца» непрерывным потоком льет дождь. Я стою посреди ровного поля, заросшего густой травой с каким-то лиловым оттенком. Унылое однообразие этого поля нарушают такие же унылые редкие, но довольно густые группы кустарника. Трава густая и мокрая, словно губка, насквозь пропитанная водой. Под ногами мерзко хлюпает. Впечатление такое, будто этот дождь идет без перерыва целую неделю. А может быть, и вторую. Если только не третью.
Один за другим из перехода под дождь выходят мои соратники. Дмитрий выходит шестым. Последним появляется Анатолий, и переход закрывается.
— Все, Толик, — говорю я ему, — отныне ты не Толик, а Ваня. В честь твоего знаменитого тезки, Сусанина. Опять завел нас в какую-то мокрую Схлопку.
— Все бы вам брюзжать, — беззлобно ворчит Анатолий, сворачивая установку и настраивая ее на отыскание нового перехода. — Вот выглянет солнышко, все засверкает, просохнет, будете радоваться жизни и говорить мне «мерси».
— Вряд ли, Ванечка, ты дождешься здесь нашего «мерси», — вздыхает Лена, оглядев окрестности безрадостным взором. — Что-то непохоже, чтобы этот дождичек кончился в ближайшие лет эдак пятьдесят.
— Нет, — возражает Петр. — Солнце здесь временами должно все-таки проглядывать. Иначе откуда возьмется столько влаги в этих тучах? Круговорот воды не должен нарушаться.
— Логика у тебя, Петр, железная, — отвечает Анатолий. — Только вот до ближайшего перехода километров триста с гаком. И придется идти все время под этим дождичком. Лена, по-моему, сделала слишком оптимистичный прогноз. Сезон дождей здесь длится, наверное, не меньше столетия.