Глубокий рейд

Федоров Павел Ильич

– Ты Буслова не замай, - говорит Шаповаленко Яше.
– Зараз чоловику лихо - он перекипит и остудится, на войни слеза шквидко сохне, чуешь?..

Буслов сидел на пеньке, то и дело вынимал из кармана кисет, набивал трубку, сильно затягивался.

Яша, собирая хворост, все время на него поглядывал из кустов.

"Смотри, как перевернуло парня, хоть бы поел чего-нибудь", огорченно думал Яша.

Буслов, словно чувствуя, что за ним кто-то наблюдает, встал с пенька и углубился в лес. Шел он медленно, тяжело, не замечая окружавших его березок, лапчатых елей, высоких мачтовых

сосен и прыгающих с ветки на ветку белок. Не верилось ему, что его командира, товарища и друга сегодня зароют в холодную землю и уже не споет он больше задушевную песню про широкую русскую степь...

Впереди, в молодом ельнике, беспокойно застрекотала сорока. Буслов поднял голову. Птица кружилась над верхушками деревьев, садилась на ветки, снова взлетала. Буслов остановился и посмотрел вперед. Над молодым ельником вился едва заметный дымок. Буслов осторожно раздвинул кусты. Под елкой, у ярко горевшего костра, сидел мальчик лет десяти, в каске, в телогрейке с подвернутыми рукавами, и что-то варил в консервной банке. В сторонке была привязана маленькая вислопузая кобыленка с репьями в хвосте. На спине у нее вместо седла было прикреплено веревкой какое-то пестрое рядно. У дерева стоял дробовик с надтреснутой ложей и с заплатками на стволе. У костра лежали горбушка ржаного хлеба, картофель, несколько головок лука. Увидев Буслова, мальчик молча взял в руки ружье, положил его поперек колен, потом подбросил в костер несколько сухих ореховых веточек и, наклонившись, начал старательно дуть на костер. Буслов, подойдя к костру, спросил:

– Ты что тут делаешь?

– В лагере я, - буркнул мальчик.

– В каком лагере?

– В партизанском - не знаешь, в каком?

– А где же твои партизаны?

– Я сам.

– Са-ам?
– протянул Буслов, пряча добродушную улыбку.
– А где же командир отряда и кто он?

– Петр Иванович Кочетков, вот кто.

– Что это за Петр Иванович? Как бы его увидеть?

– Я - Петр Иванович Кочетков.

– Ага!
– Буслов подсел к костру, взял головешку и, раскуривая трубочку, спросил: - Войско-то у вас большое, Петр Иванович? Или это военная тайна?

– Пока я один!
– Петя вытер кончик носа ладонью и оставил на щеке заметный след золы и сажи. Потом он уверенно добавил: - Наберем! В армию просился, да кавалерийский полковник в партизаны поступить велел и подюжей немцев бить. "Ты, - говорит, - Петр Иванович, все тут знаешь, ты человек партийный, и с немцами тебе жить нельзя".

– А вы, Петр Иванович, партийный?
– спросил Буслов.

– Пионер, - гордо ответил Петя и вытащил из кармана кумачовый галстук.
– А вы из кавалеристов, да?
– Петя заблестевшими глазами смотрел на Буслова и, главное, на его наган, висевший у пояса.

– Ружье как?
– кивая на берданку, спросил Буслов.

– Отцовское ружье. Тетеревушек бьет с одного раза, - ответил Петя, не спуская глаз с бусловского нагана.

– Патронов много к ружью-то?

– Три штуки есть!

– Маловато.
– Буслов покачал головой.
– А где отец у тебя?

– В Красной Армии. Первый ушел!
– Петя тоненькой палочкой попробовал варившуюся в банке картошку,

проткнул кожуру и вытащил одну картофелину. Убедившись, что она поспела, обжигая пальцы, разломил ее на две части и большую протянул Буслову: - Поешь, дядя.

Буслов взял картофелину и стал молча чистить ее...

Торба вместе с охапкой дров принес в лагерь два гриба.

– Это ж боровики, цари грибные! Фунт таких грибов заменяет полфунта мяса!
– обрадовался Яша.

– Павлюк, дерни его за ухо, щоб не брехав, - проговорил Торба.

– Это я брешу?
– воскликнул Яша.
– Да из них можно такое варево состряпать - котелок наизнанку вывернешь!

– Верно, - поддержал его Павлюк.
– Ну, ладно, хлопчики! Сейчас такой обед закатим: печеная картошка - раз, вареная - два, тушеная с концентратами - три! Жрать так хочется, прямо хоть коню ухо грызи!

Он не видел, как сзади подошли Доватор и Карпенков.

– Вы что, товарищи, костер готовитесь разжигать?
– спросил Доватор.

– Так точно, товарищ полковник!
– вытянувшись, ответил Торба. Картошки хотим сварить и подсушиться малость.

– Ведь запрещено жечь костры, вы разве не знаете?

– Да это ж ночью, товарищ полковник, а мы зараз...

– И сейчас опасно разжигать костры, - ответил Доватор и, заметив в ельнике дымок, сердито спросил: - А там кто? Бомбежки хочет?

Приказав еще раз строго предупредить людей, что костры жечь запрещается, Лев Михайлович прошел в ельник, где лениво курился синеватый дымок.

Буслов и Петя давно уже покончили с картошкой и теперь, сидя рядышком, занимались сборкой нагана.

– Это спусковой крючок называется, это барабан, - учил Буслов Петю.

Кобыленка мотала головой и рвала ветки. Увлеченный наганом, Петя с досадой покрикивал на свою лошадь:

– У, отчаянная! Не можешь смирно постоять!..

– Ее попасти надо или травы нарвать. Коня беречь надо, Кочеток, ласково говорил Буслов.

Доватор минуты две наблюдал за ними, наконец, не выдержав, шутливо сказал:

– Мы с партизанами связь не можем установить, а они, оказывается, под боком... Вот только костер надо потушить, а то немецкие разведчики летают.

Буслов смутился. Козырнув, он начал затаптывать костер.

– А вы откуда взялись, молодой человек?
– спросил Доватор, поглядывая на Петю.

– Командир партизанского отряда Петр Иванович Кочетков, - добродушно улыбаясь, ответил Буслов.

– Петр Иванович? Да ведь мы с ним знакомы!
– проговорил Лев Михайлович.
– Как вы здесь очутились, Петр Иванович?

Буслов коротко рассказал Доватору историю Пети. Оказалось, что совет полковника идти в партизаны Петя принял как боевой приказ. Поймал каким-то чудом уцелевшую в деревне лошадку, захватил необходимое "снаряжение" и отправился вслед за ушедшей конницей. Километров сорок он ехал позади всех, из боязни, что его вернут обратно. Так он и прибыл благополучно в леса Духовщины, расположился лагерем по соседству с кавалеристами с твердым намерением следовать за ними или разыскать какой-нибудь партизанский отряд. Буслов попросил у Доватора разрешения оставить Петю в эскадроне.