Глухая стена
Шрифт:
— Прежде всего напрашивается вывод, что тот человек на поле был не один, — сказал Валландер. — Роковое заблуждение — считать, что он действовал в одиночку. Мне следовало это понять.
Анн-Бритт тотчас задала неизбежный вопрос:
— Кто была эта женщина?
— Ее звали Эльвира Линдфельдт, — ответил Валландер. — Моя дальняя знакомая.
— Но кто и как мог узнать, что Мудин приедет туда сегодня вечером?
— Будем выяснять.
Они поверили? Валландеру казалось, что лжет он вполне убедительно. Однако в данный момент он не слишком доверял собственному суждению.
В эту минуту дверь открылась, вошел Нюберг в пиджаке поверх пижамной куртки.
— Что, черт побери, стряслось? — спросил он. — Ханссон звонил из Мальмё совершенно не в себе. Я понять ничего не мог.
— Сядь, — сказал Валландер. — Ночь будет долгая.
Он кивнул Анн-Бритт, и та коротко ввела Нюберга в курс дела.
— Между прочим, в Мальмё есть свои криминалисты, — заметил Нюберг.
— Сегодня ты нужен мне здесь, — сказал Валландер. — И не только на случай, если в Мальмё что-то обнаружится, но и потому, что я хочу знать твое мнение.
Нюберг молча кивнул. Достал расческу, попытался пригладить непослушные лохмы.
— Можно сделать еще один вывод, — продолжал комиссар, — хотя и не столь категоричный. Но надо по возможности учесть все варианты. Вывод простой: что-то должно произойти. И исходным пунктом почему-то будет Истад. — Он взглянул на Мартинссона. — Руннерстрёмсторг по-прежнему под наблюдением?
— Нет, наблюдение снято.
— Черт! Кто распорядился?
— Викторссон. Сказал, это бесполезное растрачивание ресурсов.
— Немедленно восстановить наблюдение. С Апельбергсгатан я снял его сам. И возможно, зря. В общем, надо сию же минуту послать туда и на Руннерстрёмсторг патрульные машины.
Мартинссон вышел. Валландер знал, он проследит, чтобы наблюдатели без промедления выехали на посты.
Все молча ждали. Нюберг по-прежнему причесывался, и Анн-Бритт предложила ему карманное зеркальце, но он зеркальце не взял, только проворчал что-то невразумительное. Наконец Мартинссон вернулся:
— Сделано!
— Мы ищем фактор, запустивший цепочку событий, — сказал Валландер. — Возможно, это смерть Фалька. Такова моя версия. Пока Фальк был жив, он держал все под контролем. Но его внезапная смерть сеет тревогу и запускает целую вереницу событий, в которой мы стараемся разобраться.
Анн-Бритт подняла руку:
— Нам точно известно, что Фальк умер естественной смертью?
— Судя по всему, да. Мои выводы основаны на допущении, что Фальк скончался совершенно неожиданно. Его врач приходил ко мне и заявил, что инфаркт почти на сто процентов исключен. Фальк был вполне здоров. И все-таки умер. Тут-то все и началось. Будь Фальк по-прежнему жив, как ему и полагалось бы, Соню Хёкберг не убили бы. Она бы пошла под суд за убийство таксиста. И Юнаса Ландаля тоже не убили бы. Так бы и оставался
— Иными словами, лишь по причине внезапной, однако совершенно естественной смерти Фалька нам и стало известно, что произойдет некое событие, которое, возможно, затронет весь мир?
— Другого объяснения у меня нет. Если можете предложить другое, я готов выслушать.
Все молчали.
Валландер вновь задал себе вопрос, как Фальк познакомился с Ландалем. Что их связывало, по-прежнему оставалось загадкой. Комиссар начинал угадывать контуры незримой организации, без ритуалов, без внешнего антуража, действовавшей через своих символических ночных зверьков. И эти едва приметные действия могли разрушить целые электронные миры. Где-то в этой тьме и состоялось знакомство Фалька и Ландаля. Соня Хёкберг некоторое время была влюблена в Ландаля и поплатилась за это жизнью. Но больше ничего им узнать не дано. По крайней мере, пока.
Альфредссон взял свой портфель, достал какие-то свернутые бумаги.
— Записи Мудина, — пояснил он. — Лежали в углу. Я их собрал. Может, стоит их просмотреть?
— Вот вы с Мартинссоном и займитесь, — решил Валландер. — Вы там в своей стихии, а не мы.
На столе зазвонил телефон. Анн-Бритт сняла трубку, ответила и передала ее Валландеру. Звонил Ханссон.
— Один из соседей говорит, что в половине десятого слышал, как отъехал автомобиль, прямо-таки сорвался с места, — сообщил он. — Но это, в общем, все, что удалось выяснить. Больше никто ничего не слыхал. Даже выстрелов.
— А что, стреляли не один раз?
— Врач говорит, у нее в голове две пули. Входных отверстий два.
Валландер ощутил дурноту и поневоле сглотнул.
— Ты слушаешь?
— Да. Выстрелов никто не слышал?
— Во всяком случае, ближайшие соседи не слышали. Мы пока успели только их перебудить.
— Кто руководит опергруппой?
— Форсман. Раньше я никогда с ним не встречался.
Валландер тоже не припоминал такого имени:
— Что он говорит?
— Ему, конечно, очень трудно разобраться в моем рассказе. Мотива-то нет.
— Ты уж постарайся держать позиции. Мы сейчас никак не можем с ним поговорить.
— И вот еще что: Мудин поехал сюда за дискетами, да?
— Так он сказал.
— Думаю, я вычислил, в какой комнате он ночевал. Но дискет там нету.
— Значит, он забрал их с собой.
— Похоже на то.
— А других его вещей ты не нашел?
— Нет.
— Есть признаки, что в доме побывал кто-то еще?
— Один из соседей утверждает, что в середине дня к дому подъехало такси, из которого вышел мужчина.
— Возможно, это важно. Надо найти таксиста. Проследи, пусть Форсман немедля этим займется.
— Вообще-то я никак не могу решать, что мальмёским коллегам делать, а что нет.
— Тогда придется тебе самому искать такси. Есть словесный портрет пассажира?
— Сосед обратил внимание, что одет он был не по сезону легко.
— Он так сказал?
— Если я правильно понял.