Глухая стена
Шрифт:
— Пойди глянь, не найдется ли там кофейку, — сказал он Мартинссону. — Надо поговорить.
Мартинссон скрылся на кухне. Валландер сел за столик. Что же означает смерть Юнаса Ландаля? Мало-помалу он начал выстраивать две рабочие версии, которые изложит Мартинссону.
Внезапно рядом вырос человек в форменной куртке;
— Почему вы не покинули судно?
Валландер смерил его взглядом: окладистая борода, красное, обветренное лицо. На погонах несколько желтых лычек. Паром большой, подумалось
— Я полицейский, — сказал он. — А вы кто?
— Третий помощник капитана.
— Отлично. Поговорите с капитаном или с первым помощником, они вам скажут, почему я здесь.
Моряк помедлил. Но в конце концов, решив, что Валландер действительно полицейский, а не задержавшийся пассажир, ушел. Через минуту в дверях кухни появился Мартинссон с подносом в руках.
— Они ужинали, — доложил он, усаживаясь за стол. — И о случившемся не слыхали. Но понятно, обратили внимание, что паром часть рейса шел на половине мощности.
— Тут заходил капитанский помощник. Он тоже ни о чем не знает.
— Мы, часом, не допустили ошибку?
— Ты о чем?
— Может, надо было всех задержать, проверить поименный список и осмотреть автомашины?
В известном смысле Мартинссон, конечно, прав. Однако такая операция требует больших полицейских сил. И вообще сомнительно, чтобы это дало реальный результат.
— Может, и надо бы, — коротко сказал он. — Но теперь уже ничего не поделаешь.
— В юности я мечтал о море, — обронил Мартинссон.
— Я тоже. Все, наверно, через это прошли, а? — отозвался Валландер, после чего перешел к делу: — Надо все проанализировать. Мы склонились к выводу, что именно Ландаль привез на подстанцию Соню Хёкберг, а затем убил ее. И потому ударился в бега. Скрылся со Снаппханегатан. И вот он сам убит. Вопрос в том, как это меняет картину.
— Значит, несчастный случай ты все-таки исключаешь?
— А ты нет?
Мартинссон помешал ложечкой кофе.
— Насколько я вижу, тут можно выстроить две версии, — продолжал комиссар. — Первая: Юнас Ландаль действительно убил Соню Хёкберг. По причинам, которые нам неизвестны, но предположительно связаны с молчанием. Она что-то знала, и Ландаль не хотел, чтобы она проговорилась. Затем он скрывается. В панике ли, совершенно ли сознательно — мы уже не узнаем. После этого убивают и его тоже. В отместку. Или, возможно, Ландаль в свою очередь стал опасен для кого-то, стремящегося замести следы.
Валландер сделал паузу. Однако Мартинссон молчал, и он продолжил:
— Вторая версия предполагает, что все было совсем иначе: некто неизвестный убил Соню Хёкберг, а теперь и Ландаля.
— Как это объясняет поспешное бегство Ландаля?
— Он понимает, что случилось с Соней, и пугается. Бежит. Но неизвестный
Мартинссон кивнул. Ну что ж, подумал Валландер, теперь будем думать вместе.
— Саботаж и смерть, — задумчиво проговорил Мартинссон. — Хёкберг бросают под высокое напряжение, и пол-Сконе остается без электричества. Потом Ландаля швыряют меж гребных валов.
— Помнишь, о чем мы недавно говорили? Сперва выпустили на волю норок. Потом устроили аварию с энергоснабжением. Теперь вот польский паром. Что дальше?
Мартинссон устало покачал головой:
— Все-таки я не вижу логики. Я готов понять насчет норок. Защитники животных перешли в атаку. И насчет аварии тоже могу понять. Нам продемонстрировали уязвимость общества. Но что хотят продемонстрировать, устроив хаос в машинном отделении парома?
— Тут как с костяшками домино. Упадет одна — начинают валиться все. Цепная реакция. Первая костяшка — это Фальк.
— А как в эту картину вписывается убийство Лундберга?
— В том-то и дело, что никак. И я начинаю подумывать об иной версии.
— Что Лундберг фактически не связан с прочими событиями?
Валландер кивнул. Когда хотел, Мартинссон соображал быстро.
— Мы и раньше сталкивались с такими ситуациями, — сказал комиссар, — когда два события волею случая сцеплялись одно с другим. А нам после не удавалось углядеть эту сцепку. И мы думали, что события взаимосвязаны, хотя на самом деле это была чистая случайность.
— Значит, по-твоему, расследования надо разделить? Но ведь Соня Хёкберг — главное действующее лицо в обоих спектаклях?
— Это еще вопрос, — возразил Валландер. — А вдруг нет? Вдруг совсем наоборот. Может, ее роль куда менее значительна, чем мы до сих пор считали.
В кафетерий вошел Ханссон. С завистью покосился на чашки с кофе. Он был не один, а в сопровождении седовласого мужчины с приветливым взглядом и множеством лычек на погонах. Капитан парома, Сунд. К удивлению Валландера, говорил он на диалекте провинции Даларна.
— Какой ужас! — воскликнул Сунд.
— Никто ничего не видел, — сообщил Ханссон. — Но ведь Ландаль каким-то образом проник в машинное отделение.
— Стало быть, свидетелей нет?
— Я поговорил с двумя машинистами, которые несли вахту во время рейса из Польши. Они ничего не заметили.
— Двери машинного отделения вы держите на замке? — спросил Валландер.
— Согласно инструкциям по технике безопасности, это недопустимо. Но на них, разумеется, есть табличка «Вход воспрещен». При появлении посторонних все, кто работает в машинном отделении, должны немедля принять меры. Понятно, иной раз какой-нибудь пассажир спьяну забредает туда. Однако мне в голову не приходило, что может случиться этакий кошмар.