Глухомань. Отрицание отрицания
Шрифт:
Закончив прием, Настя выглянула в окно. Машина ждала, и ей ничего не оставалось делать, как предупредить ожидающих приема больных, что скоро вернется и просит ее подождать.
Однако скоро вернуться ей не удалось и пришлось прислать бравого чекиста, чтобы он извинился за нее и отпустил всю очередь. А случилось так потому, что у начальника местного ЧК заболела единственная и горячо любимая дочь. Об этом он сразу же сказал Насте, едва она вошла в его кабинет.
— Вы — единственная, кто ее может спасти…
— Странный способ доставки фельдшера.
—
— Поехали, — тут же сказала Настя. — Только пошлите предупредить очередь, что я задерживаюсь.
Он послал верхового. Но велел сказать, что фельдшер может задержаться надолго.
Начальник местного ЧК Кондрат Семенович Березайко был суров и беспощаден даже в те беспощадные времена. Не столько, может быть, от характера, сколько от истовой веры в уничтожение врагов Октябрьской революции. Однако и у жестокости всегда наличествует слабое звено. Этим слабым звеном была его единственная дочь, звонко названная Октябриной. А ее мать умерла при родах, и жестокий чекист сам выкормил ее из соски да жеваного хлеба.
Девочка мучительно металась в жару. Настя без особого труда определила тяжелую ангину, мокрые хрипы в легких и общее истощение организма. Сказала сердито:
— Ребенка надо кормить про запас.
— Так ведь… — Кондрат Семенович растерялся. — Мать при родах померла. Кормил, как умел.
— Дайте машину. Я привезу лекарства и кое-какую еду.
— А… Вернетесь?
— Я больных не бросаю. Тем более — детей.
Настя привезла лекарства, кое-какую еду для девочки и необходимые вещи для себя. Березайко выделил ей отдельную комнату, из которой была дверь в комнату ребенка, и этого ребенка предстояло спасти. Настя в детстве сама чудом не умерла при таком букете заболеваний. До сей поры ей не попадались столь тяжелые больные, и сейчас она лихорадочно листала свои старые записи, разыскивая рецепт, который когда-то продиктовал ей трансильванец. Это был настой на каких-то травах, Настя помнила только горький вкус и слабый запах полыни…
Нашла!..
— Вот, — она показала Кондрату Семеновичу рецепт. — Я соберу эти травы и приготовлю настойку.
— Хлопцев пошлю.
— Нет, нет, это не так-то просто. Например, полынь надо собирать рано утром и следует брать только те листочки, с которых скатываются капли росы, не задерживаясь.
Она собрала травы, настояла их на родниковой воде, как рекомендовал Игнатий, и стала давать девочке по ложечке утром и перед сном. И очень скоро девочка пошла на поправку, отеки горла и само воспаление исчезли, а хрипы в легких стали мягче и слабее.
— Ну, Кондрат Семенович, танцуйте. Через неделю вашу доченьку можно будет посылать за ягодами. Только кормите ее так, как следует кормить девочек. У вас крестьянская психология, по которой завтрашнего работника надо кормить больше, чем завтрашнюю мать. А все как раз наоборот: девочка должна закладывать в собственные запасники здоровье будущих детей. Так что — кормите. Больше молока, масла, овощей, мяса и особенно — рыбы. Не сушеной воблы,
— Выходи за меня замуж, — вдруг сказал он.
— Замуж?.. — Настя опешила. — Как так — замуж?
— Обыкновенное дело. Я пост хороший имею, паёк добрый, жалование высокое. Нарожаем детишек, будет, на что выкормить.
— Вы, что же, влюбились в меня?
— Ты девица справная, работящая, детишек любишь, за собою следишь, — угрюмый чекист только, что пальцев не загибал, перечисляя достоинства Насти. — А любовь баре выдумали. От безделья.
— А вы не от безделья мне руку и сердце предлагаете?
— Ну, что ты. Я — со всей серьезностью.
Он и впрямь был настолько преисполнен тяжеловесной серьезности, что Настя уже с трудом сдерживала смех. А он вдруг самовольно взорвался в ней в форме неожиданной даже для нее самой.
— Значит, вы предлагаете мне из потомственной дворянки Вересковской превратиться в товарища Березайку? Как интересно! И как неожиданно. Настолько неожиданно, что я должна серьезно подумать о вашем предложении лет этак сорок. Не меньше.
И звонко расхохоталась. А Кондрат Семенович вдруг потемнел лицом и тихо сказал:
— Твое счастье, что дочку мою выходила. Видеть тебя больше не хочу. Дочка помирать будет — не позову. Ступай с глаз моих.
Через два дня на двух телегах приехали трое в кожаных куртках и сказали, что она переводится заведующей фельдшерским пунктом в село Новодедово. И дали час на сборы.
6.
В Новодедово Насте понравилось. Село было большим, но с ее точки зрения медицинско — запущенным, что ли. Прежний фельдшер окончательно спился, в аптечке оказался почему-то только один пирамидон, но Настя не унывала. У нее была с собою бесценная тетрадка с записями Трансильванца и множество трав и настоев, которые она захватила с собою. Надо было восстановить веру сельчан в медицинскую помощь, и она начала сама обходить село. Каждый день, из дома в дом.
Настенька лечила только травами и настоями, и люди поправлялись, а ее авторитет взрастал с каждым днем. В особенности, среди женской половины населения.
И как-то во время такого обхода обнаружила в неказистой избе молодого парня с чудовищно распухшей рукой. От опухоли вверх, к локтю шли красные пятна, температура была высокой, и Настя с ужасом поняла, что это — гангрена. И что необходимо срочно ампутировать руку по локоть.
— Сейчас же доставьте этого парня в фельдшерский пункт. У него — заражение крови.
— Да нехай себе помирает, — равнодушно отмахнулся хозяин. — Приймак он, Федор этот, за хлеб кой-как отрабатывает. Да и лошадь мне сегодня самому нужна.
Настя бросилась к соседям, поговорила с женщинами, и подвода нашлась. На ней и доставили больного, потерявшего сознание по дороге.
Ей никогда не приходилось делать столь ответственных и сложных операций. Да и в самом пункте не оказалось обезболивающих. Никаких. А резать было необходимо, и иного выхода тут не было.