Глухомань. Отрицание отрицания
Шрифт:
По выходным дням в большом, гимнастическом зале клуба непременнейшим образом устраивались танцы. Жены командиров, в основном, недавние крестьянские хохотушки, с огромным удовольствием отплясывали под гармошку польку, кадриль и краковяк, а их мужья зачастую заказывали и «русского», из всех сил топоча сапогами по наборному паркету. Наташа попыталась было играть им на рояле, пылившимся здесь же, но они дружно отказались:
— Барская музыка!
Бывшие офицеры, которых в дивизии было много, не посещали эти пляски. Прежде всего это были работники штабов батальонов, полков и самой дивизии, а также почти
Дивизию укомплектовали по боевой норме, заменили конский состав, артиллерию и пулеметы, но Николаеву это не очень-то нравилось.
— Чего вдруг зажурывся, комдив? — спросил пожилой добродушный комиссар, которого никто в расчет не принимал. — Гарно оружие тебе дали, чого ж еще треба?
— Ясности треба, комиссар, — вздохнул Николаев. — Боюсь, что в каратели нас готовят.
— А вот этого не бойся. Из нас примерную часть создают. Вывеску для всей армии, потому скоро треба ждать инспекцию.
По стране своею кривой неизведанной дорожкой катился НЭП. Командиры хмуро вздыхали:
— Снова буржуев выкармливаем.
— Та ну, — отмахивался комиссар. — Обнищала страна, а крестьянство просто до невозможности. В казне — одни дыры, так пусть уж их новые буржуи латают. Залатают — и НЭПа никакого не будет. Прихлопнут декретом, и кончились все новые буржуи. А селянин останется с плугом да лошадкой.
Вечером комдив на командирские танцы не пошел, хотя танцевал лучше всех. Наташа пораньше ушла домой. Владимир сидел хмурый, обложившись газетами и журналами.
— Ты почему на вечер не пришел?
— Мысль одну проверял. Насчет сивки-бурки с плугом.
— Что-то я тебя не понимаю.
— А тут и понимать нечего. НЭП — плацдарм для атаки на крестьянство. Вот мой вывод.
— Да что ты, Володя. В стране крестьянство составляет большинство населения. Какая атака? Во имя чего? И какими силами, если вся армия наша — сплошь крестьянская?
— Новая экономическая политика — задача тактическая. Сама по себе она ничего не решает, но тем не менее введена «всерьез и надолго», как сказал Владимир Ильич. Ну, а какова же, по твоему мнению, задача стратегическая?
— Дать передохнуть народу.
— Народу?.. Да крестьяне бесплатно получили землю, исходя из количества едоков в семье. А любимчик Ленина Бухарин бросает лозунг «Обогощайтесь!». Кому он адресован? Нэпманам? Они просто перекупщики при полной стабилизации цен. Так кто же их снабжает продуктами? Правильно, крестьянство. Оно наконец-то дорвалось до больших семейных наделов, трудится до седьмого пота и — богатеет. Я смотрел статистику и утверждаю, что социальный состав крестьянства резко изменился. Бедняк ныне не тот, у кого огромная семья и крохотный надел, а лодырь или пьяница, который сдал свой надел в аренду и дрыхнет под окном в крапиве после очередного перепоя. Вот почему и были
— Я… Я не очень готова сейчас к такому разговору.
— У крестьянства — схроны, они мужики запасливые. Найти эти схроны невозможно, они не под полом, а где-то.
— Подожди, какие схроны? С зерном, что ли?
— С оружием и боеприпасами. Во время нашей бестолковой войны крестьянин понял, что ему можно рассчитывать только на самого себя. А воевать они умеют. Какая стратегическая задача отсюда вытекает? Элементарная: сделать село кулацко-середняцким и объявить смертельную войну кулаку. Физически уничтожить самых активных и несговорчивых, семьи переселить на Соловки или в Сибирь, а из ленивых, бездеятельных, спившихся бедняков создать сельскохозяйственные артели, превратив их фактически в сельских рабочих, дать норму выработки, сурово взыскивать за неисполнение, а чтобы не разбежались, лишить паспортов, как то делала царская власть. Это отрицание самого многочисленного класса России, который очень скоро будет превращен в сельских рабов.
— Однако политика партии…
— Умоляю, давай разговаривать на русском диалекте. Никакая партия не обладает корпусом дипломатов, задача которых соблюсти интересы сторон. Она блюдет только свои интересы, и ее оружие не дипломатия, а террор. Кольцо, как ты видишь, замкнулось, мы пришли к началу наших рассуждений.
На этом тогда и закончилась их первая серьезная стычка. А дня через три, что ли, Владимир сказал:
— Поверяющий из Инспекции Генштаба прибывает. Придется у нас принять его, так что будь готова.
— Милый, где же мы денег возьмем?
— А не надо никаких денег. Выставь на стол наш с тобой паек, пусть поверяющий посмотрит, как живут командиры в подмосковной дивизии. А спирту я у артиллеристов прихвачу.
Но Наталья его не послушалась. И ее учили в детстве, как принимать гостей, и она в своем женском кругу учила этому же вчерашних деревенских хохотушек, а ныне жен среднего комсостава.
Фамилию председателя инспекционной комиссии ему сообщили: комкор Колосов Иван Матвеевич. Фамилия казалась знакомой, но с самим комкором ему встречаться не приходилось.
Для встречи инспекции Комиссии он выслал навстречу почетный кавалерийский эскорт, приказал выстроить в две шеренги бойцов с полной выкладкой вдоль единственной улицы военного городка, а сам со штабом ожидал у подъезда штабного корпуса.
Низкий длинный Руссобалт неторопливо приближался. Владимир еще издали разглядел сидевшего на заднем сидении руководителя инспекционной комиссии, и лицо его почему-то показалось ему знакомым. Он точно знал, что они никогда не встречались, и тем не менее оно кого-то напоминало. Кого?.. Наталью. Наталью Вересковскую, его собственную жену…
Машина остановилась на предписанном Уставом месте, комкор с легкостью вылез из нее и пошел прямо на Николаева.
«Офицер, — подумал Николаев. — Выправку и отмашку левой рукой за петличками не спрячешь…».
Вскинул ладонь к фуражке, строевым шагом подошел к председателю комиссии и громко, отчетливо доложил:
— Товарищ комкор, штаб и комендантская часть выстроены для вашей встречи. Дивизия — на сборах в летних лагерях. Докладывает командир дивизии комдив Николаев!