Глупости зрелого возраста
Шрифт:
— Что я еще сделала не так?
— Следующая ошибка — основополагающая. В контроле важны критерии. Ты меряешь людей и ситуации мерой их героизма. И исходя из этого, ожидала, что весь коллектив в едином порыве устремиться за тобой спасать журнал. Ты считаешь нормой сражаться до конца и готова платить за победу любую цену. И надеялась в очередной раз бросить себя и других под танки. Оно и понятно. Нахлебавшись лиха, ты наработала для себя всего один стереотип поведения: сдохнуть, но не сдаться! И его же применила в своей профессиональной деятельности. Однако хороший менеджер, прежде
— Возможно, ты прав. Но всему есть объяснения. Я долго была бедной, затюканной, сломленной, привыкла полагаться только на саму себя, поздно начала делать карьеру и ко многому еще отношусь неправильно. Но я учусь, привыкаю, накапливаю опыт. Я должна многое успеть. Жизнь дала мне второй шанс, и я должна использовать его полной мерой.
Сологуб усмехнулся.
— Должна — используй. Но зачем тратить отпущенный тебе дар только на спасение загибающихся бизнес-проектов? Почему не спасти саму себя от одиночества?
— Я стараюсь.
— Не верю. Едва услышав мое предложение, ты рубанула с плеча и сказала «нет». Тем самым, не дав ни мне, ни себе, возможности попробовать построить отношения все уничтожила на корню. Почему? Я тебе настолько неприятен?
— Нет, что ты. Ты — очень хороший.
— Тогда признай, что ты боишься отношений.
— Я не думала об этом. Но в твоих словах есть определенная логика.
— Если ты это заметила, то, надеюсь, оценишь и мое рационализаторское предложение: не идти на поводу у комплексов, а приказом по партии взять себя в руки, разрешить себе узнать, каков я на самом деле, и каково нам вместе.
В свою очередь, я сделаю все, чтобы тебе было хорошо. А по ходу дела мы вместе примем решение о судьбе проекта «Лужина-Сологуб». Согласна?
— Не знаю.
— Не надо знать. Просто скажи: «Да».
…
— Я могу быть откровенным? — Генрих подался вперед и, невзирая на сгустившийся сумрак салона, Ира увидела горячечные огоньки в его глазах.
— Валяй.
— Ты сказала: мужчина и женщина встречаются однажды, смотрят друг на друга на и понимают, что хотят быть вместе. Но вместе можно быть по-всякому. Ты прожила с мужем четверть века и понимаешь о чем я. Как же сделать так, что союз был счастливым?
— Надо любить друг друга? — предположила Ира.
— Одной любви мало. Надо еще иметь желание построить нормальные здоровые отношения, в которых каждому будет комфортно. Весь вопрос в том, чтобы у мужчины было то, что нужно женщине. И наоборот. И чтобы они оба честно признали свои потребности. Ты можешь, не кривя душою, не лукавя, сказать, какая ты и что тебе надо от мужчины?
Ира зажмурилась и как заклинание пробормотала:
— Я агрессивная, экспансивная, остервенелая от обид, недоверчивая. Я взрываю
Генрих улыбнулся:
— Что бы он смог это сделать, ты должна дать ему, то есть мне, шанс.
…
— Я могу быть откровенным? — Генрих подался вперед и, невзирая на сгустившийся сумрак салона, Ира увидела горячечные огоньки в его глазах. Дурацкая суббота играла в странные игры. Неужели Генрих в третий раз повторил свой вопрос? Неужели он еще не расставил все свои кованые точки над ее горемычными «і»? А может быть, все только кажется и обличительные речи Сологуба звучат лишь в ее воображении?
На всякий случай Ирина уточнила:
— Не стоит. В принципе я все про себя знаю. Мне действительно не просто найти нужного человека и достаточно сложно с ним сойтись. Но это не повод принимать твое предложение.
Ответить Сологубу помешал телефонный звонок. Нашелся любимый сын и, обнаружив обилие вызовов, всполошился.
— Да, Костенька. Да, нет, не могу сейчас. В общем, авария. Кошмар, завтра приходи с утра пораньше, пожалуйста. Пока.
— Вы тоже мастерица общаться с мужчинами, — прокомментировал немного напряженно Сологуб. Ира улыбнулась:
— Это Костя, сын.
Второй звонок не дал закончить фразу. Не взглянув на экран дисплея, после Кости могла позвонить и выразить участие родной свекрови только невестка, Ира ответила:
— Алло.
— Привет. Это Сева.
Ира извиняюще улыбнулась Генриху и произнесла как можно более равнодушно:
— Я не могу сейчас разговаривать.
— И не надо. Через час я буду у тебя, — категорический тон исключал обсуждение.
— Подожди, — она открыла дверцу и вышла из машины.
— Ирка, я был полным идиотом, — неслось из трубки. — Извини. Я сейчас еду к тебе. По дороге хватаю цветы и конфеты и мчусь, — Сологуб форсировал события с присущим ему темпераментом.
Ира покачала головой. Просто первый бал Наташи Ростовой. То никого не дозовешься, а то от ухажеров отбою нет. Генрих Сологуб берет на перевоспитание, Сева Рубаняк тянет в постель. Если подождать, может Николай или другие воздыхатели подтянутся? Как ни мало их было за три холостяцких года, а на одну дурацкую субботу хватит с избытком.
— Сева, ты на часы смотрел?
— А что?
— Хотел бы ты от меня что-то путного, позвонил бы днем. Позвал бы в кафе, парк, тир, зоопарк, наконец. А на ночь глядя, я гостей не принимаю.
— Я с самыми серьезными намерениями. Мы с тобой такие дела закрутим. Я уже обо все договорился. Мы едем в Москву. У тебя будет оклад пять штук баксов…
Услышав взлелеянную в мечтах цифру, Ира нажала на отбой, а потом и вовсе отключила телефон. Она устала от Сева, денег, Генриха, субботы, своего прошлого и настоящего. Она устала от всего и всех и хотела одного — никого не видеть, никого не слышать, запереться в четырех стенах, уткнуться в подушку и тихо заплакать.