Глядя на солнце
Шрифт:
Жизни других людей, их смерти и удовольствия… Грегори они представлялись все более таинственными. Он щурился на них сквозь очки в роговой оправе и удивлялся. Почему люди делают то, что делают. Быть может, они делают все это — самые обыденные вещи — оттого, что не слишком задаются вопросами, почему или как; может быть, эта мысль спутывала Грегори по рукам и ногам. Например, его мать: только посмотрите, как она внезапно принялась разъезжать по всему миру. Если спросить ее почему, она улыбнется и ответит что-то про загибание Семи Чудес Света на пальцах. Но это же не ПОЧЕМУ. И тем не менее ПОЧЕМУ ее словно бы вовсе не интересовало.
У Грегори никогда не возникало желания
Когда он думал о путешествиях, ему, кроме того, вспоминался Кэдмен, Авиатор. В Шрусбери в церкви Св. Марии Грегори увидел мемориальную доску. Подробности полета Кэдмена не приводились, но, видимо, в 1739 году этот современный Икар соорудил для себя пару крыльев, влез на колокольню и прыгнул. Разумеется, он погиб. Промах гордости; но, как и с Икаром, техническая неполадка:
Не оттого, что не было уменья Иль храбрости, случилось то паденье. Веревка выдержать натуги не сумела, И ввысь его душа одна лишь улетела, Внизу здесь навсегда свое покинув тело.Иногда, провожая Джин в какой-нибудь аэропорт, Грегори вспоминал Кэдмена. Одна из первых современных авиакатастроф. Смертельных исходов сто процентов — наиболее обычное соотношение. У Кэдмена не было недостатка в храбрости (тут доска была совершенно права), а только мозгов. Грегори попытался представить себе, как он вычисляет шансы Авиатора остаться в живых. Нет, он, безусловно, не получил бы разрешения продать ему полис страхования жизни.
Но история Кэдмена этим не исчерпывалась. Помимо описания манеры его смерти, Грегори вспомнил и поэтическую аргументацию стихотворной эпитафии. Авиатор попытался полететь и потерпел неудачу, но пока его тело падало и разбивалось, ввысь унеслась его душа. Без сомнения, в этом крылась мораль, порицавшая честолюбие и человеческое самомнение: если Бог предназначил бы нам летать, он снабдил бы нас крыльями. Но разве из этой истории, кроме того, не следовало, что Бог вознаграждает доблестных, даруя им жизнь вечную? Если так, если Небеса обретают через храбрость, то свои шансы Грегори не стал и высчитывать.
Ему припомнился эпизод из его детства. Запуск модели самолета с… нет, не с колокольни, но с плоской крыши или чего-то вроде. Совершенно очевидно, что он не сумел толком прикрепить реактивный двигатель к фюзеляжу, потому что двигатель вырвался наружу. Самолет упал вниз, как тело Кэдмена, а двигатель просвистел над садом, точно душа Кэдмена на пути к Небесам.
Возможно, именно так люди — люди, которые застенчиво улыбались ему через его стол, когда он упоминал тысячи фунтов — воспринимали смерть? Грегори вообразил более публичную версию своего эксперимента над садом — запуск космолета. Огромная неуклюжая ракета, как тело, и крохотная капсула вверху нее, как душа. Тело, нагруженное топливом в количестве достаточном, чтобы помочь душе вырваться из присасывающего притяжения Земли. Глядя на толстую морковину на стартовой площадке, вы могли счесть ракету важнейшей частью. Ничего подобного.
Грегори некоторое время поломал голову над этими образами, но потом вспомнил, чем завершился полет его «Вампира». Джин нашла двигатель в живой изгороди в конце сада. Довод? Быть может, душа действительно воспаряет выше тела, но лишь на какой-то срок, на какое-то расстояние. Душа может превосходить тело, и не отличаясь от него так сильно, как воображают люди. Душа может быть создана из более надежного материала — ну, как алюминий в сравнении, например, с бальсовой древесиной, — но такого, который в конечном счете способен противостоять времени, пространству и притяжению не более, чем тело бедняги Кэдмена или его собственный выкрашенный золотой краской «Вампир».
Рейчел всегда казалась наименее вероятной из подружек Грегори. Он был пассивен по натуре и не оставлял в мире никаких следов себя. Джин иногда думала, что можно было бы намазать подушечки его пальцев аэроплановым клеем, а содрав пленку, получить набор отпечатков без единого завитка. Сам бесцветная личность, он обычно предпочитал девушек даже еще более бесцветных и пассивных — девушек с прозрачной кожей и сокрушенными манерами. Рейчел была миниатюрной и яростной, с подвижными серыми глазами и тугими светлыми кудряшками, какие, думала Джин, можно увидеть на горных овцах редкой породы. Рейчел не только знала, что нужно ей самой, но знала и что нужно другим людям, а особенно Грегори. Джин слышала о том, что противоположности сходятся, но тем не менее полагала, что эта связь долго не протянется.
Когда Грегори в первый раз привел Рейчел к себе домой, завязался спор о сиденьях унитазов. Во всяком случае, так помнила Джин; хотя Рейчел, которая спорила так, будто от исхода зависел результат Битвы за Англию, позднее заявляла, что не помнит такого разговора. Один из тех скандалов, которые вспыхивают на пустом месте — нормальнейшем источнике скандалов, по мнению Джин. После жизни с Майклом ей их, думала она, вполне достаточно до конца жизни. Но теперь женщины, казалось, затевали их чаще, чем прежде. А Рейчел работала в одной из бесплатных юридических консультаций, обслуживавших жилые районы, — разве они создавались не для того, чтобы поддерживать мир и лад?
— Ну а сиденья унитазов? — Девушка внезапно закричала на Грегори, ее карие глаза раскрылись еще шире, кудряшки словно вздыбились. Джин, конечно, могла ошибиться, но ей показалось, что эта тема прежде не затрагивалась. — Для кого, по-твоему, они конструируются?
— Ну, для людей, — ответил Грегори с педантичной и, как подумала его мать, обаятельной полуулыбкой.
— Мужчин — объяснила Рейчел, с терпеливой снисходительностью растянув последнюю гласную. — Муж-чииииин.
— Я не знал, что тебе они причиняют… неудобство, — сказал Грегори, может быть, почувствовав, что полностью умиротворяющий ответ вызовет дополнительное раздражение. — Я хочу сказать: кому-то пришлось тебя вытаскивать?
— Когда я сижу там, — ответило это поразительное создание, — я думаю: их делали мужчины для мужчин. А как по-вашему? — Она обернулась к Джин.
— Я, честно говоря, об этом, боюсь, как-то не задумывалась. — Ее тон был скорее рассеянным, чем шокированным.
— Вот так, — заметил Грегори с неосмотрительным самодовольством.
— Вот так, вот не так! — закричала Рейчел, предпочитая энергичность аргументации элементарной логике. — Стремянки, — сказала она. — Любые ступеньки. Выход из вагонов. Автомобильные педали. Биржа.