Глядящие из темноты
Шрифт:
— Потерпи, — сказал он Сорейль, молчаливо бредущей рядом, — еще немного…
— Да, сударь, — тихо ответила она.
«Молчаливая, — подумал он. — Ни разу не пожаловалась, идет, опустив глаза, точно скользит, — даже по этакой грязище. А ведь сколько мытарств ей пришлось вынести…»
Дождь лупил по поверхности воды, из зеленой мутной глубины поднимались на поверхность и лопались огромные пузыри, кругом стоял неумолчный, монотонный шум, и лишь человеческое жилье возвышалось перед ними, молчаливое, точно надгробие на кладбище.
«Неужто тут тоже… —
Айльф уже взбежал на крыльцо по скользким ступенькам, но Леон остановил его.
— Погоди, — сказал он, — Я сам.
Отстранив юношу, он осторожно подобрался к двери и прислушался. Тихо. Какое-то время он так и стоял, пытаясь уловить хоть какой-то звук и ощущая себя нe просто безоружным — голым. Потом, подобравшись, резко толкнул дверь — она была не заперта, но отворилась неохотно: дерево разбухло от сырости.
— Вроде никого, — проговорил у него из-за спины Айльф.
Набухшие половицы даже не скрипнули, когда они проследовали через сени в горницу. Леон огляделся — похоже, если дом и был пуст, опустошение произвели сами хозяева, собираясь покинуть жилище и собрав все, что можно унести, все, что представляет такую ценность для простого люда, — орудия, сделанные из железа, оловянные столовые приборы, все, что сработано из шерсти, льна или кожи… осталась лишь грубая массивная мебель, которую нельзя унести, и глиняная утварь, которая все равно побилась бы в дороге.
Айльф, присев на корточки, тщетно пытался разжечь очаг. Пропитанное водой дерево и отсыревшая солома не загорались, искра, попадая натрут, шипела и гасла. Чтоб ему покоя на том свете не было, этому сукиному сыну, — Леон вспомнил о бандите, прибравшем его зажигалку.
Наконец Айльф оставил бесполезное занятие, потянул носом и начал шарить по полкам. — Ты что? — устало спросил Леон.
— Сейчас, сударь… Неужто у них не было немного, на растопку… Ага!
Он с довольным видом приподнял массивную плошку — не будь она почти пустой, вряд ли ему бы это удалось — и выплеснул остатки содержимого на поленья. Леон почувствовал острый знакомый запах, искра, попав на поленья, превратилась в язычок пламени, и через минуту бледное голубоватое одеяние уже трепетало вокруг потрескивающего дерева.
— Что это? — спросил Леон.
— Черная вода… Ну, знаете, сударь, она зреет в глубине земли… знающие люди говорят, что это вроде как ее кровь, земли. Горючая — ее для растопки используют.
Богатая планета… Просто чудо как богатая… Даже Земля не могла похвастаться такими минеральными ресурсами. Что до серебра, господь с ним, хотя высокие технологии требуют серебра, но нефть… Бокситы, марганцевые руды… возможно, тяжелые элементы… Конечно, земляне не раз натыкались на миры, богатые всем этим добром, но там разработки были связаны с определенными трудностями, требовалась высокая степень защиты, а тут — бери не хочу… «Совет даст лицензии на разработку — это наверняка, при нынешней численности населения планеты нечего бояться, что мы ограбим этот мир… Всем хватит. И нам хватит, и потомкам
— Тут можно чем-нибудь поживиться? — спросил Леон, опускаясь на лавку.
— Откуда, сударь? Кто ж съестное забудет? Я, конечно, погляжу, может, что и завалялось где… Может, в погребе…
Леон глядел, как он мастерит фитиль из какого-то обрывка веревки.
Сорейль скользнула к очагу. «Кажется, усталость не коснулась ее», — подумал Леон, наблюдая, как она подкладывает щепу на растопку, наполняет водой щербатый горшок и ставит его на огонь.
«Надо же, я устал гораздо больше, чем эти двое, — подумал он, — такой тяжелый путь, а им хоть бы что…»
— Ты бы отдохнула, — сказал он мягко.
Она удивленно воззрилась на него — в полумраке комнаты серые глаза казались темными.
— Так я и отдыхаю, сударь!
Веки у нее были точно лепестки анемонов — белые, с голубоватыми прожилками.
Айльф тем временем деловито разбирал походную сумку.
— Еды-то у нас почти и не осталось, сударь, — грустно заметил он, — пара сухарей и только…
— Позаботься о Сорейль, — сухо сказал Леон, — я не голоден.
Айльф неопределенно хмыкнул. Похоже, рыцарское отношение к даме не входило в стройную систему его взглядов.
— Пойду погляжу, — сказал он наконец, — может, что и завалялось… Хотя, если честно, надежды мало… Кто-то тут еще до нас побывал — может, люди, может, зверье лесное… Все сейчас отовсюду бегут, сударь, бегут куда глаза глядят…
— В старых сказках говорится, что, если разгневаешь духов земли, они напускают на жилища зверей, — сказала Сорейль, на миг обернувшись к ним; отблески пламени освещали ее нежную шеку с плавной линией скулы. — Те приходят из лесу, уничтожают все запасы, и жителям приходится покидать свои дома. Мы всегда оставляли пожертвования. Лепешки и цветные ленточки. Они любят цветные ленточки.
— Вот до чего они и довели, ваши цветные ленточки, — мрачно возразил Айльф. — Кому приношения несли, отступники? Нечисти! Двоих позабыли, всеблагую деву Карну позабыли. Как тут не разгневаться?
— Но…
— Бросьте, — вмешался Леон, — никто на вас не гневается… Просто конец света.
«Господи, — с ужасом одернул он себя, — что я несу!»
Айльф покосился на него.
— Странно от вас слышать этакое, сударь, — заметил он.
— Да. — Леон вздохнул. — Это я погорячился. Просто выдаются порой тяжелые времена. Нужно их пережить, вот и все. В Терре тоже такое не раз бывало.
— А теперь — нет? — напряженно спросил Айльф.
— Теперь — нет. В Терре человек может противостоять стихиям.
— А там точно люди живут? — осторожно поинтересовался юноша.
— Кто ж еще?
— Ну…
Сорейль за спиной Айльфа прижала руку к губам.
— Пошел бы лучше еду поискал, — сердито сказал Леон.
Сердился он, впрочем, больше на себя, чем на Айльфа, — ни к чему было поддерживать разговоры на эту тему, они тут и так суеверны дальше некуда.
— Я положила в кипяток душистые травы, сударь.