Глянцевая женщина

Павленко Людмила Георгиевна

Она захлебывалась в рыданиях и билась об пол головой. — Я ненавижу вас! Все взрослые вруны!..

Наконец Евгению Леонидовичу удалось унять девочку. Он усадил ее на колени и прижал к себе.

— Ну, успокойся, успокойся, — приговаривал он, — все совсем не так, как ты думаешь. Мамочка много фантазировала…

— Она хотела стать писательницей, — заговорила вдруг Елена Ивановна, — придумывала разные сюжеты, она сама мне говорила. Так что это совсем не дневник.

Елена Ивановна подняла с пола тетрадку.

— Это наброски будущего детектива. Здесь все придумано.

Мы вместе с твоей мамой обсуждали этот сюжет, поэтому я знаю. Я тоже собираюсь писать детективы. Это я посоветовала ей писать так, как будто бы пишет дневник, тогда читатель поверит, что все описанное в детективе — правда. Ты и была первым читателем, и ты поверила.

— Кто же моя мама? Настоящая? — спросила девочка осипшим от слез голосом.

Взрослые переглянулись. Ребенок их объединил. Все забыли о цели прихода и следователя, и Валентины. Надо было решать, что ответить. Сказать, что мама настоящая убита? Или что мама — Валентина, которая жива и стоит рядом? Ну а вдруг Валентина — убийца? И тогда травма будет еще большей. Все эти мысли пронеслись в голове следователя. И тут опять заговорила пожилая актриса:

— У тебя одна мама, я же сказала.

— А где она?

— В больнице, — заявила Елена Ивановна, — у нее был сердечный приступ, и я вызвала «скорую».

— А мне можно к ней? — спросила Юля, оживляясь.

— Пока нельзя. Положение очень серьезное. Наберемся терпения. Ты у нас девочка неглупая, так что можешь понять, что мы и сами все немножко нервничаем, поэтому ведем себя неадекватно.

Слово «неадекватно», не понятое ребенком, подействовало, однако, должным образом: Юля стала серьезной и больше не плакала и не впадала в истерику. С ней разговаривали, как со взрослой, ее убеждали, заверяли, с ней считались, а не отмахивались, как от назойливой мухи.

— Я пойду погулять! — Девочка спрыгнула с коленей отца, чмокнула его в щеку и убежала в прихожую.

— Только оденься потеплее и никуда от дома, хорошо? — встревоженно прокричал, выглянув в коридор, Евгений Леонидович.

— Ну что я — глупая совсем? Я только во дворе. Может, Сашка с Наташкой гуляют. Я с ними!..

Девочка, хлопнув дверью, убежала.

Некоторое время в помещении царила полная тишина. Актриса и следователь были потрясены сообщением девочки. Наконец Кронин пришел в себя и обвел глазами присутствующих.

— Насколько я понимаю, в деле вскрылись новые обстоятельства? — Он взял из рук Елены Ивановны дневник и спросил, обращаясь к хозяину дома: — Все, что написано здесь, правда?

Евгений Леонидович вздохнул и опустил глаза.

— Да правда, правда, — усмехнулась Валентина, — и он действительно ни в чем не виноват. Он даже плакал потом… После того, как… все получилось… В общем, нечаянно.

— Не ври! — вскинулся Евгений Леонидович. — Ты ненавидела Алину, разве нет?

— Можно подумать, ты ее любил, — парировала девушка.

Евгений Леонидович оставил реплику без внимания. Глаза его были полны слез.

— Она была совсем еще пигалицей, а уже одевалась как взрослая. И макияжем пользовалась, да и дымком попахивало от нее.

А когда жена спрашивала — не курит ли она, все отрицала.

— Давай я расскажу, мямля, — прервала его девушка.

— Не смей унижать меня! — вскричал Евгений Леонидович.

— Да ладно, — отмахнулась девушка, — вы не думайте, он не паскудник, не этот, как его… не педофил. Он просто тряпка, об которую вытирают ноги все, кому не лень.

Евгений Леонидович снова дернулся было с намерением возразить, но потом как-то сник и промолчал.

— Мы с матерью живем в однокомнатной халупе, вот она и сбагрила меня к сестре. Тут же трехкомнатная все-таки. И школа рядышком, под боком. Ну и вот… — она прокашлялась и опустила глаза в пол, — мне действительно было четырнадцать, но я… интересовалась этими вопросами. Акселератка, — усмехнулась она и вздохнула. — Алина была на работе, а этот, — она кивнула на Шиманского, — еще в постели валялся. Я взяла да залезла. Мне интересно было, что он станет делать. Думала — отругает, сестре расскажет про мои художества… И пусть! Она меня вечно пилила — все делаю не так. Вот пусть позлится. Пусть испугается, что мужа отобью. Я хулиганила, а он… Тряпка безвольная. Против ребенка устоять не мог. Взял бы нашлепал, пригрозил… Так нет! Он возбудился! — Девушка перешла на крик. — Вы представляете, какой придурок? Сам бормочет: «Нельзя, уходи», а сам гладит… Дурак! Идиот!

Она вдруг горько разрыдалась.

— А потом стал живот расти… Алина с матерью заметили… С расспросами полезли. Я раскололась. Что тут было! Они друг друга чуть не поубивали. Ну а потом меня в деревню увезли. Якобы я больная. И Алина со мной — якобы она беременная. Так все и получилось… Но я ее не убивала. Это правда.

— А у тебя есть алиби? — отрывисто и зло спросил Шиманский.

— А у тебя? — вскинулась девушка. — Ты мог спокойно Юльку в школу отвести, потом вернуться, грохнуть топором жену и убежать по магазинам за покупочками — алиби обеспечивать себе.

— Ну а ты где была?

— На помойке! В девять я мусор выносила, до десяти я пылесосила и убирала квартиру.

— А почему же ты была вчера не на работе? Пятое мая, среда, для всех российских граждан — рабочий день. Только не для тебя. Хорошо погуляла на майские праздники? До белой горячки допилась? Вот потому и убила родную сестру. И не надо разыгрывать тут перед нами невинную овечку, не надо говорить, что Алину убили топором. Ты ведь сама прекрасно знаешь, что молотком, а не топором. Где ты его взяла, пьянчужка? У нас в хозяйстве инструментов нет.

— Я не пьянчужка! — выкрикнула девушка.

— Да от тебя и сейчас разит как от винной бочки!

— Молчи, убийца!

— Сама убийца?

Валентина бросилась на Евгения Леонидовича с явным намерением вцепиться ему в волосы. Кронину с трудом удалось их разнять. Он вывел Валентину в прихожую, заставил одеться и проводил до самого выхода из подъезда. Наверху со стуком захлопнулась дверь. Виктор Петрович, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал на второй этаж и нажал кнопку звонка. Ему тотчас открыла Елена Ивановна.