Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
— На берегу, на мостках, несколько женщин полоскали бельё.
— Дальше ехать нельзя. Как бы впросак не попасть, — забеспокоился Григорий.
— А вот спросим у баб. — Аристарх подогнал лодку к берегу.
— Эй, тётки! Нельзя ли заночевать где? Учитель да я, приказчик. Который день гребём, заморились!
Женщина выпрямилась, сдвинула со лба тёмный платок и внимательно оглядела путников.
— Ну-к, что ж, заночуйте у нас. В тесноте, да не в обиде.
Закрепив лодку у причала, братья пошли за женщиной. Она несла в корзине, прижатой
Вот и калитка. Залаяла цепная собака. Женщина прикрикнула на неё и, обернувшись, пригласила:
— Входите, добрые люди, дверь отворена. Хозяин дома, а я сейчас…
Она стала быстро развешивать бельё. Казаковы, положив на завалинку вещи, отряхнули одежду, голиком обмели песок с обуви и шагнули в горницу.
В хате было тесно, бедно. На лавке сидел, вытянув ногу, хозяин. Коротко остриженные волосы и бритый подбородок говорили о том, что он недавно уволен из армии. После обычных приветствий завязалась беседа.
— Месяц, как вернулся из японского плена. Два года жена бедовала с тремя ребятишками, — жаловался хозяин. — Да вот ещё нога никак не заживает после ранения.
Аристарх стал уговаривать его посадить их на пароход.
— Лодка у нас своя, тебе отдадим, будешь рыбу ловить, пока мы не закончим своих дел.
— Ладно было бы, да пошли большие строгости. И вас задержат, и меня в каталажку. Вы лучше утресь наймите лошадей да с колокольцами прямо к казённому дому ступайте. Там вас речная полиция на казённой лодке и подбросит к пароходу.
— Что ж, попробуем.
— Только аккуратно. В Чердыне косовский пристав сел. На "Верети" едет…
Передав хозяйке наловленную рыбу и крупу, Григорий попросил приготовить ужин. Давно не видела семья такого угощения. Дети с жадностью ели уху, жареных жерехом и заедали лесными ягодами.
Наутро солдат привёл пару резвых коней. Распростившись с гостеприимными хозяевами, оставив им лодку, топор, котелок и ведро, братья уселись в бричку. Звякнули колокольцы, залились малиновым звоном, и понеслись кони в полное опасности будущее.
Версты через три у низкого выбеленного здания на берегу Камы возница лихо осадил слегка взмыленную пару, Вышедшие полицейские опытным глазом оглядели добротную бричку, резвых коней и выскочивших молодых людей, щедро расплатившихся с возницей. Один из полицейских, худой, длинноусый, подошёл, козырнул:
— Кто такие будете? Куда путь держите?
— Спешим паря, в Пермь. Я к своему хозяину Фёдорову дощаник гнать, а это учитель из деревни, на учительское собрание, что ль.
— На конференцию, — подтвердил Григорий. — Да поручение батюшки, отца Евлампия, надо выполнить — побывать в соборе.
Чтобы не дать полицейскому поразмыслить, Аристарх, вошедший в роль, затараторил:
— Слышь ты, паря, че народ рассказывает: будто из Вишеры выплывает большая рыба, на спине у неё орёл… страсти какие! Боязно нам было плыть, так и решили лошадями катить сюды.
Аристарх-приказчик
— Слыхали мы об этом чудище, донесли по начальству, — кивнул полицейский. — Ладно, сгоняем лодку. Пойду, распоряжусь.
Получив три рубля, полицейский стал ещё приветливее.
Через полчаса лодка подошла к борту большого колёсного парохода, замедлившего ход. Матросы спустили верёвочный трап, и братья, дав на чай перевозчику, быстро поднялись на палубу.
День был ясный, тёплый, все пассажиры высыпали на борт и смотрели на посадку. У Аристарха захолонуло сердце.
— Нет ли кого из Косы, — тревожно шепнул Григорий.
Этот треножный шёпот странно подействовал на брата. Надвинув картуз на глаза, распахнув поддёвку, он с купеческим шиком окликнул пробегавшего мимо официанта.
— Эй, паря, спроворь-ка графинчик с закуской, а коли каюту добудешь, на чай заработаешь.
Нашлась двухместная каюта и графинчик с закуской, да крепкий чай "по-купецки", с полотенцем. Вздохнули свободнее. Незаметно выспросили у официанта, кто едет на пароходе. Оказывается, в ресторане косовский пристав играет в карты с лесопромышленником Фёдоровым.
Из боязни быть узнанными, Казаковы решили притвориться пьяными и завалились спать на целые сутки.
Утром пароход причалил к пристани. Там ожидал наряд полиции. Около двадцати человек при шашках и с кобурами на поясе выстроились на берегу по обе стороны сходней.
Братья через иллюминатор с тревогой смотрели на полицейских.
Аристарх рассмеялся:
— Погляди, чем обернулись наши страхи!
С парохода сходил поддерживаемый под руки, совершенно пьяный пристав. Фуражка у него была сбита на затылок, ноги заплетались, ножны шашки стучали по деревянному настилу. Очевидно, он сделал попытку поздороваться со своими подчинёнными.
— Здравия желаем, ваше благородие! — гаркнули вразнобой полицейские и, поспешно подхватив начальника, усадили в пролётку.
Путь в Пермь был свободен. А там встреча со Свердловым!
Широко раскинулась красавица Кама. Тысячелетиями омывает она болотистые, лесистые берега, входит в теснины, бьётся могучей волной в каменную груду утёсов, а потом мчится всё дальше и дальше, заливая левы и низменный берег, на вот вырывается на зелёные просторы и плавно несёт свои воды в лоно могучей Волги.
На палубе парохода, облокотясь на поручни, стоит Аристарх. С волнением вглядывается в берега, озарённые утренним осенним солнцем. Скоро Чистополь. Брат внизу, в каюте, укладывает вещи. Решил сойти на пристани, пробраться в родное село, повидать жену. Заодно захватит спрятанные до ареста пятилетние паспорта. С ними будет открыта дорога на окраины царской России. А ему плыть дальше в Казань. Там — любимая. По ней тоскует. Всегда перед ним её серые глаза. Первый разговор запечатлелся навечно.