Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
Долго сидели, спорили, шутили. Разошлись около полуночи.
В понедельник, окончив занятия в редакции, Ронин сел в трамвай и поехал в старый город, к своему знакомому, местному коммерсанту Саиду-Алиму. Являясь гласным думы, Саид-Алим был в курсе всех городских дел, а они интересовали редакцию.
Добравшись по длинной узкой улице до конца, где трамвай делал петлю, Ронин вышел из вагона и направился к знакомым воротам. Дом стоял во дворе, и с улицы виднелась его белая железная
— Проходите, господин. Хозяин ждёт. Он с балкона увидел вас.
— Как здоровье, дед? — ласково спросил Ронин.
— Слава богу, здоров. Велик аллах! Давно мы вас не видели.
На террасе появился хозяин.
— Приветствую вас, капитан. Будьте дорогим гостем, входите. Кстати, у меня сегодня той.
Саид-Алим довольно чисто говорил по-русски и гордился этим. Он провёл гостя через тихие парадные комнаты на широкую веранду, выходящую в цветник.
Пол был застлан дорогими коврами, возле стен разложены шёлковые курпачи и подушки. Посредине стояли низенькие столики со сластями на подносах.
Хозяин усадил гостя, два раза ударил по медному подносу деревянным молоточком. Тотчас же появился мальчик лет двенадцати с чайником чая и двумя пиалами.
Тишиной и покоем веяло вокруг. В цветнике алели ранние розы. Бордюром посаженные фиалки, анютины глазки и маргаритки буйно цвели, радуя глаз.
Хозяин засыпал гостя вопросами:
— Какие страны повидали, капитан? Что нового в столице? Как наш монарх? Говорят, хворает?
— Не знаю, на что сразу ответить, — улыбнулся Ронин. — Монарх поправился, а у наследника открылась гемофилия. Царица в отчаянии.
— Что за болезнь? Вылечить можно?
— Неизлечимая. Говорят, наследственная. Достаточно царапины, чтобы потеря крови грозила жизни.
— Плохо. Один сын у царя — и такое несчастье. Если умрёт, кто наследовать будет?
— Не беспокойтесь, наследники найдутся. Лучше, расскажите, что нового в думе.
— В думе после ревизии графа Палена — полная растерянность. Многие жалеют, что три года назад не разрешили Америке строить железные дороги в Туркестане. Меньше было бы забот начальству.
— А вы сами как думаете? Хорошо или плохо, что не пустили американцев?
Глаза Саид-Алима блеснули лукавинкой:
— Это культурная нация. Энергичные люди, но они сразу проглотят нас. Умеют делать деньги.
— Скажите, кто выбран во Вторую Государственную думу от старого Ташкента?
— Помните главного настоятеля мечети Шейхантаура Мулла-Рауф-Кариева? Вот он выбран с помощью аллаха…
— Гм… Мне кажется, в этом деле большую помощь оказало серебро. Мулла-Рауф богатей. — Ронин знал склонность хозяина к вольнодумству и потому был откровенен.
Саид-Алим улыбнулся:
— Обычай… Но наказ ему дали крепкий…
— За что же он должен бороться?
— Несколько
— Молчит. Он, видимо, не любит спорить. Вот, если бы выбрали Закирджана, он бы сумел повоевать.
— Вы говорите о Фуркате? Но, увы! он недавно умер в Яркенде.
— Жаль. Хороший был поэт, чуткий человек и любил свой народ. Он приносил в редакцию свои статьи и стихи. Кажется, был в дружбе с редактором Остроумовым:
— Вы правы. У него было много русских друзей. Но святые отцы считали Закирджана плохим мусульманином и преследовали его.
— Скажите, Саид-Алим, вы ведь вольнодумец. Кто больше влияет на ваше духовенство — арабы или турки?
— У наших улемов подолгу живут турецкие посланцы. Под их влиянием наше духовенство строго оберегает шариат. Имам нашей мечети чуть не предал меня проклятью за то, что я был в Париже и носил там европейский костюм.
— Кто-нибудь донёс?
— В Париже были бухарские купцы. Они через своих турецких приятелей вели дела. Я пошёл смотреть Нотр-Дам в халате. За мной потянулась толпа. Ну, я вернулся назад в гостиницу. Со мной был русский, бывший гусар, он посоветовал: одень европейский костюм! Я так и сделал, никто больше не приставал ко мне. А домой вернулся — скандал. Имам чуть из мечети не выгнал. Судить хотели, подвергнуть проклятию. Пришлось сделать большое пожертвование мечети и совершить хадж в Бухару.
Рассказывая, Саид-Алим и хмурился, и посмеивался.
Стали собираться гости. Приехали гласные думы, среди них были два русских. Саид-Алим распорядился вынести на террасу стол, сервировать его по-европейски и поставить стулья.
Высокий, худой, с длинной седой бородой имам Шейхантаура Ишан-Ходжа, сделав общим поклон, прошёл в угол террасы и опустился на ковёр возле низенького столика.
К нему подсел Ариф-Ходжа, местный богач и лидер гласных думы от старого города.
Когда гости были уже в сборе, появились начальник города и начальник уезда.
Все встали и поклонились. Прибывшие ответили на приветствие и заняли места за столом.
Саид-Алим откупорил две бутылки золотистого шустовского коньяка и предложил:
— Кому что по душе, выбирайте, господа!
Начальник города потянулся к коньяку, уездный предпочёл рюмку смирновской.
— Люблю беленькую закусить икоркой, — проговорил он, плотоядно поглядывая на зернистую икру.
Возле прибора Ронина хозяин поставил блюдце с нарезанным лимоном.
— По вашему вкусу, дорогой капитан, — Саид-Алим наполнил рюмку коньяком и любезно добавил: — А за портером я послал. Захо только что получил прямо из-за границы. Вы же любите портер?