Гнев Тиамат
Шрифт:
Рой мелких светящихся мошек протек мимо, как волна. Словно подводное течение. В воздухе стоял густой терпкий запах, а стены источали холод.
Впереди послышались мягкие ватные звуки. Шаги, но не человека и не Крыски. И не зверя. Не совсем. Ремонтных дронов, размером чуть меньше Крыски, с черными виноватыми глазами и многосуставчатыми ногами. Совершенно чужие, но из всех друзей Крыски они были чем-то самым близким к собачьему роду, и настоящая собака принялась скакать вокруг них, взволнованно повизгивая и обнюхивая их зады, словно надеясь найти там какой-нибудь собачий запах. Тереза покачала головой и двинулась дальше. Дроны начали издавать
Ремонтные дроны, светящаяся мошкара, медленные, ползающие как черви камнееды – все они занимали странное положение между живым и неживым. Порождения разума, который силы эволюции заставили пройти совершенно отличный от человеческого путь. Тереза вовсе не принимала их за экзотику. По ее мнению, они были здесь всегда, вот и все.
– Эй, – позвала Тереза, – ты здесь?
Слова эхом отозвались в глубине.
– Привет, Кроха. А я все гадаю, когда уже ты вернешься.
Часть пещеры, занятая Тимоти, походила на очередную смену фазы. Природа – чужие – человек, если не брать во внимание, что Тереза привыкла к немного другому виду человеческого жилья. От прислоненного к стене ранцевого реактора к деревянной стойке с аккуратными, ухоженными машинами тянулись желтые толстые кабели. Она узнала дрожжевой инкубатор и аварийный рециркулятор – ей показывали их на экскурсиях по ранним поселениям. Остальные устройства она не узнавала. Всех их хватило бы, чтобы Тимоти мог жить в своей горе, как монах и мудрец, дольше любой человеческой жизни. Кроватью служила стоящая у стены раскладушка с одеялом из текстильного поликарбоната, которому, казалось, сноса не было. Подушка отсутствовала.
Сам хозяин сидел рядом с куском дерева и ножом в крепкой мозолистой руке. Тонкие кучерявые стружки падали из-под ножа на пол в кучу меж его ног. Был он лыс и бледен, обладал густой, пышной белой бородой и широкими плечами, а мускулы на его руках напоминали канаты.
Тереза пересеклась с ним несколько месяцев назад во время одной из своих первых вылазок. Она пыталась забраться повыше на гору, чтобы увидеть оттуда Государственное Здание, а он сидел там, на горе, поедал ланч и запивал его из исцарапанного водяного очистителя. Выглядел прямо как старая карикатура на просветленного учителя, медитирующего на вершине скалы. Если бы в его улыбке была какая-то угроза, он бы, наверное, напугал Терезу. Но угрозы не было, она и не испугалась. Да и Крыске он моментально понравился.
– Извини, – сказала она, садясь на край раскладушки. – Была занята. Куча новых предметов по учебе. А ты чего делаешь?
Тимоти внимательно оглядел наполовину остроганную деревяшку.
– Собираюсь сделать циркуль. У меня один уже есть, но для тонкой работы он великоват.
– И слишком много инструмента не бывает, – сказала Тереза.
Фраза служила у них чем-то вроде шутки, и Тимоти заулыбался.
– Чертовски верно. Так что случилось?
Тереза подалась вперед. Тимоти нахмурился и положил дерево и нож. Она не знала, с чего начать, так что начала с плана отца по ее обучению.
Тимоти так умел проявлять внимание, что она чувствовала – ее действительно слушают, а не просто готовят в голове ответ и ждут, пока она замолчит. Он сосредоточился на ней так же, как до этого на деревяшке, а ещё до этого – на готовке своего
Она представляла, что вот так мог бы слушать ее отец, не будь он ее отцом.
Перескакивая с темы на тему, она рассказала Тимоти про Коннора и Мюриел, про заседания и встречи, которые отец включил в ее расписание, про все повседневные заботы и мысли, возникшие без всякого ее желания, и закончила неловким разговором с Холденом о танцующем медведе и его странными словами «ты должна приглядывать за мной», в которых, казалось, скрывался еще какой-то смысл…
Когда она иссякла, Тимоти откинулся на спину и почесал бороду. Крыска свернулась клубком на полу между ними. Собака тихонько всхрапнула и задергала во сне лапой. Два дрона перекликнулись друг с другом, их голоса защелкали нисходящей трелью. Просто рассказав свою историю, Тереза почувствовала облегчение.
– Так, – сказал Тимоти, помолчав. – Знаешь, вообще ты не первая, кто почувствовал, что капитан – заноза, которую запросто не вытащишь. Он так на людей и действует. Но если он сказал, что тебе стоит за ним приглядывать, то тебе, наверное, стоит за ним приглядывать.
Тереза прислонилась к стене, подтянула к себе коленки.
– Хотелось бы просто понять, с чего он так обо мне беспокоится.
– Вряд ли он относится к тебе как к кому-то особенному.
– Это ты не относишься как к кому-то особенному. Мы друзья.
Тимоти задумался.
– Может, потому что он считает твоего старика мудаком?
– Папа не мудак. А Холден – убийца. Не ему судить о других.
– Твой отец вроде как мудак, – сказал Тимоти философски, просто констатируя факт. – А убил он гораздо больше народу, чем Холден за всю жизнь.
– Это другое. Война. Папе пришлось это сделать, иначе всех организовать не вышло бы. И в следующую схватку мы бы ввязались неподготовленными. Папа пытается этого избежать.
Тимоти поднял палец, как будто она высказала ему его же точку зрения.
– Ты сейчас рассказываешь, почему это нормально, что он мудак.
– Я не… – начала Тереза и замолчала.
Замечание Тимоти заставило ее вспомнить урок философии, на котором Илич рассказывал о консеквентализме. Намерения не имеют значения. Важны лишь результаты.
– Я никого не учу жить, – продолжал Тимоти. – Но если ты ищешь в своей семье моральное совершенство, готовься к разочарованию.
Тереза хихикнула. Если бы такое сказал кто-то еще, ее бы это разозлило, но Тимоти – это Тимоти. Так что все нормально. Она порадовалась, что нашла время выйти и повидаться с ним.
– А почему ты называешь его капитаном?
– Так он капитан и есть. Капитан Холден.
– Не твой же капитан.
Тимоти вдруг застыл с изумленным видом, как будто такая мысль ни разу не приходила ему в голову.
– Похоже, нет, – сказал он, и еще раз, медленнее: – Похоже, нет.
– Папа говорит, он боится, – сказала Тереза. – Холден, в смысле. Не папа.
– Да оба они боятся, – ответил Тимоти, снова поднимая нож. – Парни вроде них боятся всегда. Это люди вроде нас с тобой не знают страха.
– Ты никогда не боишься?
– Я свой страх потерял еще когда был моложе, чем ты сейчас, Кроха. Жизнь у меня начиналась непросто.
– Как и у меня. Мама умерла, когда я была еще ребенком. Думаю, отцу не нравится, когда меня окружают женщины, потому что ему кажется, что они ее заменяют. Все мои учителя были мужчинами.