Гнев Тиамат

Кори Джеймс

– Понимаю, – ответила она, представив, как он станет выглядеть, если утопить его в фонтане. – Все будет хорошо.

В эту ночь она не спала. Ее заразил гнев, тот самый, что так удивил ее в Эльзе Сингх. Как только Тереза укладывала голову на подушку и закрывала глаза, тотчас начинала ругаться с Иличем. Или с Кортазаром. Или с Джеймсом Холденом. Или с отцом. С Коннором. С Мюриел. С Богом. Даже когда ей удалось немного забыться, через минуту она проснулась от боли в крепко стиснутых зубах. «Серьезно? Ты – одна из самых злобных личностей, каких я только знаю, Кроха,» – сказал Тимоти у нее в голове. Теперь это казалось

правдой.

В полночь она встала. Крыска дважды стукнула хвостом по полу.

– А ты хули так радуешься? – рявкнула Тереза.

Хвост Крыски замер, седые собачьи брови поднялись в недоумении. Тереза включила государственный новостной канал и стала смотреть, как Лакония издает успокаивающий шум профессиональными голосами. Ремонт ретрансляторов во вратах уже ведется, коммуникационную сеть восстановят в течение нескольких недель. Вскоре после этого продолжится нормальная торговля между мирами. До тех пор высокий консул будет в каждом конкретном случае лично определять, какие именно корабли значимы для империи настолько, чтобы разрешить им транзит. По данным Научного Директората нет никаких признаков, что трагедия в пространстве колец, унесшая столько верных лаконианской мечте жизней, повторится. Ложь, полуправда, выдумки и прочее дерьмо.

Сердце Терезы разрывалось от горя и гнева, а над ними шире неба нависало чувство сокрушительного предательства, которое она никак не могла понять.

Крыска беспокойно тявкнула. Тереза оскалила зубы в ухмылке.

– Мне нельзя говорить правду. Нельзя ничего чувствовать. Покидать комплекс тоже нельзя, – сказала она. – Мне ничего нельзя. А знаешь, почему? Потому что я крайне важна.

Тереза встала, подошла к окну, открыла. Крыска нервно оглянулась.

– Ну, – сказала Тереза. – Идешь, нет?

* * *

Она еще никогда не уходила из комплекса ночью. В темноте все казалось больше. По земле ползало множество насекомоподобной мелюзги, собираясь в рисунки из светящихся линий под ногами Терезы, словно сухая рябь на поверхности земли. Холодный ветер шуршал меж голых деревьев. Вдали послышался чей-то зов, похожий на звук флейты. Ему ответили два таких же, еще дальше. Ветер нес запах перца и ванили. Илич как-то говорил ей, что химия Лаконии настолько отличается от той, в которой развивалось человечество, что люди, стараясь как-то понять этот мир, из-за дезориентации начинали чувствовать запахи, которых на самом деле не было. Тереза выросла здесь, и ей они казались совершенно нормальными.

Крыска рысила рядом, каждые несколько шагов косясь на Терезу, словно спрашивая: «Ты уверена?» Тереза знала дорогу на гору как свои пять пальцев и совершенно не боялась сбиться с пути.

Илич в ее воображении ругался и брызгал слюной. Говорил, что правила существуют не просто так, а для ее безопасности. Что она не может просто брать и творить что пожелает и когда пожелает. Он должен уже знать, что она ушла. Плюнула на его правила. Хотя бы ради этого уже стоило уйти. Ну что он сможет сделать? Запрет ее в комнате? Когда отец придет в себя, Иличу придется отвечать за все, что он сделал за это время. Отец знал, что она уходила из комплекса. Если уж он не останавливал ее, Илич тоже не посмеет. Он только устанавливает правила, соблюдение

которых не может обеспечить. Закон без наказания – не закон. Просто пшик.

Она поняла, что уже близко, когда живая изгородь зашевелилась, и на нее виновато уставились луковичные фальш-глаза ремонтных дронов. Они разразились серией нисходящих щелчков – очевидный вопрос, на который у нее не было ни ответа, ни времени. Крыска, которая обычно принималась лаять и пытаться играть с дронами, сегодня ночью все внимание отдавала Терезе.

Дроны пошли вслед за ними в каньон. Держаться тропы в глубокой тьме было непросто, но Тереза все равно шла вперед. Она зашла так далеко, и теперь ее начали одолевать сомнения. Что, если она перепутает пещеры и спугнет какого-нибудь спящего местного зверя? Что, если Тимоти не окажется на месте? Высоко в небе переливались и сияли строительные платформы. Прищурившись, можно было разглядеть даже «Вихрь», третий корабль класса «магнетар». То есть нет. Теперь он второй. Опять послышалась флейта, на этот раз ближе. Жаль, Тереза не захватила фонарь. Не подумала, что звезды будут светить так тускло.

Она нашла глубокую тень, судя по всему, под уступом из песчаника. Шагнула в нее, вытянув руки в стороны. И уже через пару шагов разглядела свет пещеры. В пещере было и светлее, чем ночью на улице, и теплее. Дроны шли следом за Терезой, ну или другие такие же уже сидели здесь изначально. Она их не различала.

Сердце забилось быстрее. Она точно знала, что вот сейчас завернет за последний угол, и обнаружит, что лагерь Тимоти исчез.

– Тимоти! – позвала она дрожащим голосом. – Ты здесь?

Справа раздался металлический щелчок, и из тени выступил Тимоти с пистолетом в руке. Он покачал головой.

– Тебе нужно быть осторожней, Кроха, – сказал он. – Мои глаза уже не те, что раньше.

Выражение лица Тимоти и то, как небрежно он держал пистолет, были до того комичны, что Тереза рассмеялась. И не могла остановиться. Смех, казалось, жил собственной жизнью, веселье рвалось из нее с неудержимым жестоким буйством. Растерянное выражение на лице Тимоти лишь добавляло смеха. Она стонала, согнувшись пополам и держась за бока, и в какой-то момент заметила, что больше не смеется. Плачет.

Тимоти смотрел на нее так, словно она рожает, а он и близко не врач. На лице его ясно читалось, что он готов сделать что угодно, чтобы помочь, но вот только неясно, с чем. В итоге нашлась Крыска – подошла и прижалась к Терезе большой, тяжелой, покрытой мехом головой. Буря эмоций пронеслась и исчезла, Тереза почесала ухо собаки, а дроны устроили тихий вопросительный хор, понимая, что что-то сломано, но не зная, как это починить.

– Так, ладно, – сказал наконец Тимоти. – Трудная ночь. Понимаю. Давай сначала. Ты можешь… не знаю, что ты можешь, но я хочу присесть, так что давай-ка на исходную.

Ее руки и ноги отяжелели после прогулки, но от сердца отлегло. Словно она пошла весь этот путь для того, чтобы кто-то увидел, как она сломлена, и пусть ничего не изменилось, но что-то стало лучше.

Здоровяк сел на кровать и потер глаза. Она села напротив на железный ящик, руки на коленях.

– Вообще, – сказал он, – я на самом деле не знаю, как поступают в таких случаях. Но думаю, по-правильному ты должна рассказать мне, что тебя беспокоит.

– Столько всего случилось.

– Правда?