Гнев. История одной жизни. Книга вторая
Шрифт:
— Господин лейтенант, а вы здесь давно?
— Третий год.
— А почему именно в Калат вас послали?
— Это мне вместо подарка, — смеется Аликпер.
— Подарок?
— Да. Когда кровожадный Кавам-эс-Салтане отправил полтысячи жандармов в Гилян против Ходоу-Сердара, я имел неосторожность вот так же, как сейчас, малознакомому человеку сказать, что это — братоубийство. Ровно через два дня я получил «повышение» и был направлен сюда. Спасибо начальству за внимание и заботу.
— Не понимаю, почему все боятся этого
— Э-э, дорогой Гусейнкули-хан, — машет рукой Аликпер. Поживешь... узнаешь. Калат — это самое проклятое место на земле, рассадник малярии. Вода здесь пополам с нефтью. Летом злой и колючий зной, а зимой — холод. Местные жители ко всему этому чудом привыкли, а вот новичкам здесь погибель. Редко кто переносит эти лишения.
Офицер, вместо которого я приехал, сошел с ума, а до него двое пустили себе пулю в лоб. Я — первый, кто перенес калатские муки. Повредил себе нутро, но жив... Желаю и тебе выжить. Больше ничего не хочу тебе пожелать. Главное — выжить!..
Прощаясь со мною перед отъездом, Аликпер успел шепнуть на ухо:
— Будь поосторожнее с местным управителем. Мирза-Ибрагим-Бузург-заде родом из Мешхеда. Он был вхож к Кавам-эс-Салтане. И до сих пор, по-моему, они поддерживают связь. Ну, господин ождан, мне пора. Будь здоров... Желаю тебе поскорей унести отсюда ноги!..
«Да, — размышлял я на следующее утро, когда Алик-пера уже и след простыл, а я головою отвечал за неприкосновенность государственной границы,— веселые деньки ожидают меня. Но выжить надо...»
Помня строгий наказ Арефа, я решил побыстрей пустить здесь корни. Нужны были знакомые, друзья. Без этого человеку нигде не прожить. Сколько раз судьба меня бросала в незнакомые места, и всюду — одно и тоже: обзаводись знакомыми, привыкай к местным обычаям и нравам, а главное — присматривайся к людям, умей отличить врагов от друзей...
...Начал я, конечно, с солдат. С ними-то мне придется тянуть нелегкую лямку пограничной службы, — среди них в первую очередь я и должен подыскать верных друзей, единомышленников. Началась беспокойная, изнурительная служба на границе. Было всякое.
— Господин ождан! — передо мною по стойке смирно вытянулся кудрявым тополем совсем еще молоденький паренек, — сержант Азим-заде по вашему приказанию явился.
— А как тебя зовут?
— Фархад.
— Ну и отлично! Ты покажешь мне, Фархад, участок границы, который охраняет наша застава.
— Слушаюсь, господин ождан!
И мы отправились на границу. Фархад шел впереди, ловко лавируя между камнями и густыми, щетинистыми зарослями ежевики. Каждый куст, каждый камешек на этом участке знакомы Фархаду, он может обойти все посты с закрытыми глазами,
Фархад молчалив, как кошка, ловок, осторожен и чуток. Всюду даже на голом каменистом грунте он может заметить следы, безошибочно сказать: когда и кто, зверь
Быстро познакомился я с границей и с людьми.
Прослужил я к тому времени в Калате без малого год, знал уже многих местных жителей и чувствовал себя здесь старожилом, как Фархад-джан...
— Господин ождан...
— Есть у меня в Калате друг. Он совсем молодой, но друг мой отлично знает окрестные горы. Он нам во многом поможет. Вам надо познакомиться с ним...
— А чего ж ты?.. Мог бы привести его к нам.
— Он, господин, ождан,— Фархад вдруг смутился,— он стеснительный парень. Я звал его, а сегодня попробую еще...
Вечером Ширзаде, так звали юного друга Фархада, пришел на заставу. Мы познакомились.
И голосом, и внешним видом, да и манерами паренек походил на девушку: хрупок, тонок в кости и ужасно застенчив. Разговорились, сидя в моей комнате за чаем. Оказывается, Ширзаде служит конюхом и слугой одновременно у зажиточного чиновника Манучехра. Чиновник этот — сорокалетний тегеранец — живет вдвоем с молодой женой, первой красавицей Калата. Да, водилась такая в этом медвежьем углу.
— Ты здешний? — спрашиваю я паренька.
— Нет. Я из Ахмедабада.
— Это недалеко от Катана? — Фархад подливает гостю чай.
— Нет. Есть другой Ахмедабад. По другую сторону пустыни Деште-Кевир. Недалеко от Кермана.
— А как же ты оказался в этих дебрях? — меня заинтересовала судьба пугливого паренька...
— Голод и нищета заставили меня исколесить весь Иран. И только здесь улыбнулось счастье: господин Манучехр дал работу, приютил... Да и жена его уважает меня.
— И много он тебе платит?
— Три тумана в месяц. Столько мне нигде еще не платили. Добрые у меня хозяева.
— Слишком толстый у твоего хозяина зад, — говорит Фархад, — чтобы он был частным человеком.
Ширзаде покраснел, его смутила грубоватая прямота друга.
— Нет, они хорошие...— вяло промямлил Ширзаде.
А через неделю после нашего разговора весь Калат узнал, сколько стоит «честность» и «порядочность» Ману-чехров. Фархад неожиданно сообщил мне:
— Господин ождан, я пятый день не вижу Ширзаде...
— Странно. Он обещал прийти на заставу.
— Нет его...
— Сходи-ка, Фархад, к нему. Пригласи на охоту. Он знает хорошие места.
Возвратился Фархад на заставу мрачнее грозовой тучи.
— Что случилось? — спрашиваю я.
Фархад молча машет рукой и уходит в казарму. Я — за ним.
— Где Ширзаде?
— Ширзаде арестован. — И это правда?
— Да. Уже три дня в тюрьме...
— За что?
— Ай!— отмахивается Фархад. — Оказался мерзавцем, а я дружил с ним...