Гнёзда Химер
Шрифт:
— Какой ты мудрый, однако, — вздохнул я. — Грустно все это…
— Почему грустно? — Хэхэльф сочувственно посмотрел на меня и неожиданно подмигнул: — Мы-то с тобой не сидим на цепи, верно? Мы свободны как птицы и ничего не боимся!
«Кто знает, — подумал я, — может быть, и сидим, просто наша „цепь“ немного длиннее, чем у прочих», — но вслух высказываться не стал, поскольку к нам подошли наши будущие попутчики и Хэхэльф принялся нас знакомить.
Кект, второй сын ндана-акусы, ровесник и друг детства Хэхэльфа, оказался высоким изящным человеком с выразительным птичьим лицом, таким же мрачным, как у его соплеменников, но отличающимся живой мимикой,
Второй наш спутник, пага Пикипых, произвел на меня неоднозначное впечатление. Когда я услышал, что он «один из главных жрецов», я сразу же представил себе глубокого, но бодрого старика. Ничего подобного: пага Пикипых оказался никак не старше меня самого, а то и младше. Во всяком случае, он так выглядел. Не слишком высокий, толстенький, как мои вчерашние знакомцы кырба-ате, с неожиданно почти драматически красивым лицом, он был одет в длинную синюю юбку и короткое, до пояса, белое одеяние, странный гибрид пончо с пелериной. Пока Хэхэльф пытался нас познакомить, пага Пикипых смотрел себе под ноги и не проявлял ни малейшего интереса к моей персоне. Потом он что-то сказал, испытующе сверкнул своими темными глазами, залез в «бочонок» на спине одного из «свинозайцев» и окончательно ушел в себя.
— Что он сказал-то? — полюбопытствовал я.
— Я и сам не понял, — растерянно ответил Хэхэльф. — Какую-то чушь о твоем имени: мол, ни к чему его запоминать, поскольку потом придется забыть не только само имя, но и сам факт, что он его когда-либо запоминал, а он, дескать, не так глуп, чтобы забывать то, что запомнил, и запоминать то, что понадобится забыть… Ох, Ронхул, не обращай внимания: все жрецы с заворотом, а все паги — с несколькими заворотами, а уж у паги Пикипыха этих заворотов, что глотков в хорошем бочонке!
Я уважительно покосился на жреца: может быть, он просто понял, что имя, которым меня называет Хэхэльф, — не настоящее? А может быть, в его словах был какой-то иной, более таинственный и непонятный мне самому смысл….
— Давай-ка усаживайся сюда, Ронхул. Пора в дорогу, — сказал Хэхэльф, подводя меня к одному из «свинозайцев».
— Думаешь, я справлюсь с управлением? — недоверчиво спросил я.
— А управлять и не надо. Этим зверям в свое время носы кумафэгой мазали, так что с тех пор они сами отлично понимают, что надо делать, а чего не надо, — объяснил Хэхэльф. — Так что твое дело — устроиться поудобнее и наслаждаться дорогой. С этим справишься, горе мое?
— Справлюсь, — пообещал я. — «Наслаждаться дорогой» — с этим у меня до сих пор никогда не было проблем!
«Бочка» оказалась довольно удобной, хотя я бы предпочел, чтобы она была попросторнее: сидеть в ней можно было только подтянув колени к подбородку, или на корточках, или же задрав ноги вверх и уложив их на бортик. И еще можно было стоять: бочка доходила мне примерно до пояса — вполне достаточно, чтобы не вывалиться. Для начала я решил попробовать вариант с ногами на бортике, хотя заранее смирился с мыслью,
Озабоченный обживанием нового места, я не заметил, как ко мне подошел один из красивых величественных стариков, рабов ндана-акусы. Ему пришлось прикоснуться к моему плечу, чтобы я обратил на него внимание. Старик протягивал мне маленькую коробочку из темного дерева и что-то говорил. Брови Хэхэльфа изумленно поползли вверх.
— Он говорит, что принес тебе подарок от ндана-акусы, — Хэхэльф недоверчиво покачал головой и добавил: — И еще он говорит, ндана-акуса просил передать тебе, чтобы ты не тратил время, высказывая благодарность: он и без того знает, что у тебя нет слов, чтобы описать, насколько ты ему благодарен, поэтому не трудись зря!
— Думаешь, действительно не стоит благодарить? — недоверчиво уточнил я.
— Если ндана-акуса говорит «не надо», значит, точно не надо, можешь не сомневаться! — заверил меня Хэхэльф.
Старик ушел, умиротворенный исполненным долгом, а я открыл коробочку. В ней лежал крошечный белый цветок с коротеньким стебельком — в вазу такой не поставишь. Он благоухал, как букет или даже как целый куст — головокружительно, сладко, почти невыносимо. Я показал цветок Хэхэльфу.
— Что это, ты знаешь? Какое-то волшебное растение?
— Не думаю. — Он уставился на подарок. — Просто цветок дерева барамари. Такой маленький цветок барамари — редкость, обычно они гораздо крупнее. Но ничего волшебного в нем нет, разве что запах… Цветок быстро засохнет, но будет пахнуть очень долго, несколько лет или даже больше. Такие подарки у бунаба приняты только между друзьями: цветок ничего не стоит, коробочка — почти ничего… Полагаю, ндана-акуса был настолько потрясен твоей щедростью, получив столько кумафэги, что тут же записал тебя в свои личные друзья, что само по себе более чем странно. Не удивлюсь, если окажется, что он сам сорвал этот цветок, вместо того чтобы послать за ним кого-то из слуг!
Через несколько минут к нам присоединилась добрая дюжина унылых ребят в коротких юбках, еще дюжина рабов понаряднее и пара десятков здоровенных дядек в широких штанах и полном боевом вооружении: с луками за спиной, кинжалами за поясом, здоровенными палицами в руках и еще какой-то загадочной, но явно опасной для жизни фигней. Телохранители окружили нас плотным кольцом, и мы наконец-то тронулись в путь.
— Охрана у нас будь здоров! — уважительно заметил я Хэхэльфу.
— Не у нас, а у Кекта. Считается, что дети ндана-акусы не должны путешествовать без своих воинов, хотя сейчас на Хое вроде бы никто не воюет… Впрочем, все может быть: такие вещи всегда случаются внезапно.
Кроме злодейского вида телохранителей и простых рабов хуса, среди которых затесались и наши с Хэхэльфом «денщики», нас сопровождали еще и личные доверенные рабы принца Кекта, все как один солидные пожилые джентльмены с царственными манерами, почти такие же величественные, суровые и нарядные, как папну его отца. Они выстроились в два ряда по обе стороны от «свинозайца» своего повелителя. Справа от него следовали слуги, вооруженные, но не до зубов, как наши охранники, а каждый — каким-нибудь одним предметом. Первый нес круглый, ярко раскрашенный щит, другой — лук и стрелы, третий — копье, четвертый — дротики, еще один — здоровенную палицу. Ребята держали оружие так, словно не собирались использовать его по назначению, а просто решили продемонстрировать миру свое роскошное имущество.