Гнёзда Химер
Шрифт:
— Ладно, — усмехнулся я, — нельзя так нельзя… Им же хуже!
Перебранка наших рабов тем временем продолжалась. Пока Хэхэльф любезно читал мне краткую, но захватывающую лекцию, ребята успели наговорить друг другу множество замечательных вещей.
— Эр ту эр! — язвительно сказал Вёха.
— Лу ту лу хэк ту лу агибуба! — выпалил Хвоп.
— Твой говорит: «Ты — человек, прислуживающий своим рабам». А мой отвечает: «Ты чешешь зады моим домашним животным, в то время как мои рабы гадят в твою агибубу». Дело зашло слишком далеко, пора их приструнить, а то сейчас, чего доброго, начнется драка, — решил Хэхэльф. Он спрыгнул на устланный
Наши суровые слуги тут же умолкли и с неописуемо мрачным видом уставились куда-то вдаль.
— Пошли купаться, Ронхул, — весело предложил мне Хэхэльф. — Здесь в саду до фига бассейнов: с теплой водой, с холодной водой, с морской водой, с дождевой — на любой вкус!
— Пошли, — обрадовался я. И с любопытством спросил: — А что ты им сказал?
— А, ничего особенного, — отмахнулся Хэхэльф. — Просто велел им заткнуться. И добавил «ун дэ ак» — это ругательство, обозначающее человека, который унижается перед своими рабами в присутствии их рабов… Ну, не то чтобы я действительно имел в виду именно это, просто использовал самый доступный способ выражения, чтобы сказать ребятам, что они ведут себя недостойно.
Я восхищенно покачал головой, ошеломленный сказочными возможностями бунабской ненормативной лексики, и мы отправились купаться, поскольку нет лучшего занятия для праздного человека в теплый день.
Во дворе тем временем полным ходом шли приготовления к пиру. Многочисленные «почтенные рабы» папну, все как один в высоких агибубах и широких штанах, неторопливо раскладывали на примятой траве круглые циновки и пухлые подушки. Ребята действовали неторопливо, как настоящие художники: положив на землю очередной предмет, отходили на несколько шагов и смотрели, как выглядит вся композиция в целом. К тому моменту, как солнышки решили спуститься пониже, а я понял, что несколько переборщил с водными процедурами, эти вдохновенные парни наконец закончили работу над своей инсталляцией: большой пестрый круг из подушек и циновок благополучно сомкнулся. Начался новый этап священнодейства, папну принялись расставлять многочисленные столовые приборы: миски, мисочки и совсем уж крошечные блюдечки, пока совершенно пустые.
Я понял, что не доживу до начала всеобщего чревоугодия, и отправился в свою комнату, где тихо, по-партизански уничтожил несколько здоровенных плодов странного вида, но совершенно уникального вкуса.
— Все у тебя не как у людей! — огорчился Хэхэльф.
Он застукал меня за поеданием последнего, самого экзотического, плода из его утренних запасов, немного похожего на смешной головной убор бунаба: тоже своего рода «сапожок». На вкус сей дар природы напоминал, как ни странно, сдобную булку.
— Кое-что у меня, как у людей, можешь мне поверить! — успокоил я своего скорбящего друга.
— Ну, может быть, кое-что, — вздохнул он. — Но кто же так объедается за полчаса до пира?
— Я объедаюсь. А что, было бы лучше, если бы я лег и умер? — возмутился я. — Я ведь даже не завтракал.
— И кто тебе виноват? — Хэхэльф озабоченно покачал головой. — Теперь ты, пожалуй, ничего жрать не станешь под предлогом, что, дескать, сыт. Хозяева, чего доброго, разобидятся: пир все-таки в нашу честь. Оно тебе надо?
— Разобидятся, говоришь? — помрачнел я. — Ладно, сделаю над собой героическое усилие и съем еще что-нибудь.
«Что-нибудь» делу не поможет, — строго
— Что за масло такое? — заинтересовался я.
— О, это по-настоящему чудесная вещь, — заверил меня Хэхэльф.
— Его едят? — не отставал я.
— Нет, его не едят. Маслом сагыд мажут брюхо, — совершенно серьезно объяснил он. — А вот уже потом едят. Столько, что страшно делается! И без тяжелых последствий: ты даже не разжиреешь особо от такой пирушки. И уборную не придется отстраивать заново после того, как ты посетишь ее поутру… Слышал когда-нибудь выражение: «Жрет как не в себя»? Ну вот, именно это и происходит с человеком, который намазал живот маслом сагыд. И сейчас тебе придется познакомиться с этим чудесным средством на собственном опыте, а не то плакала моя дипломатия!
— Надо так надо, — нерешительно согласился я. — А со мной точно не начнут твориться всякие странные штуки, как от твоей хваленой кумафэги?
— Никаких странных штук! — пообещал Хэхэльф. — Никаких чудес, за исключением зверского аппетита: ты сам себя не узнаешь!
— Ладно, — вздохнул я, — уговорил. Давай сюда свое масло.
Хэхэльф отправился в свою комнату и принялся с остервенением рыться в дорожных сумках. Этому удовольствию он посвятил добрую четверть часа. Наконец вернулся ко мне, неописуемо гордый свершенным подвигом, и торжественно потряс перед моим носом небольшой керамической бутылочкой. Аккуратно вытащил пробку, сунул драгоценный сосуд мне в лапы и нетерпеливо взмахнул рукой — дескать, давай, не тяни.
Я осторожно понюхал содержимое бутылочки: пить мне его, по счастию, не предлагали, но мазать чем попало собственный живот тоже не слишком хотелось. Вопреки опасениям, запах мне очень понравился: масло сагыд пахло, как увядшая роза, медом и жухлой травой.
— И что я теперь должен делать? — спросил я Хэхэльфа. — Как им пользуются?
— Вот бестолочь! — почти нежно сказал он. — Просто расстегни рубаху, плесни немного масла на ладонь и намажь свое тощее брюхо: не велика наука!
— Тебе все «просто»! Откуда я знаю: может быть, положено мазать какой-то определенный участок живота? — возразил я, слегка обиженный словом «бестолочь».
«Определенный участок» мазать не надо! Только брюхо… Ладно, ладно, не скрипи зубами, грозный Ронхул Маггот. Если очень обиделся, можешь сказать мне «масса пхатма», я переживу!
— Масса пхатма, — с удовольствием повторил я, и мы оба расхохотались, как дети, оставленные без присмотра и тут же пустившиеся соревноваться в употреблении запретных, но заманчивых «взрослых» словечек.
— Несолидный! Человек! Не берегущий свою честь! Да к тому же еще и с грязным задним проходом! — сквозь смех простонал я.
— Ишь ты, сразу запомнил! — восхитился Хэхэльф.
Потом я все-таки выполнил его нехитрую инструкцию и осторожно намазал живот густой темной жидкостью, на ощупь действительно напоминающей масло.
— Вот и молодец, — обрадовался Хэхэльф. У него был вид заботливой мамаши, убедившей свое чадо принять прописанную доктором горькую микстуру. — Можешь застегнуться. Или ты теперь собираешься всегда ходить в таком виде?
— Рубаха испачкается, — проворчал я. — Пропадет. Жалко же!
— Не испачкается, — заверил меня Хэхэльф. — Масло уже почти впиталось, сам посмотри.