Гнездо орла
Шрифт:
Геринг ушел от Гитлера еще более недовольным, чем к нему явился. Фюрер, по сути дела, выдал Лею «индульгенцию» перед Господом… в лице самого себя.
Маргарита сидела с Эльзой, кормившей малыша, когда к ним пришел Рудольф.
Беспокойство за жену еще не оставило его, да и ребенок, хоть и родился здоровым и крупненьким, но ему, впервые ставшему отцом в сорок три года, казался самым беспомощным и хрупким на свете существом.
Эльза решила кормить сама; молоко пришло сразу и
В спальню тихонько постучали, послышался голос Лея.
— Войди, Роберт, — отозвалась Эльза. — Я уже покормила.
Она спрятала грудь и, положив сына на подушку, приветливо улыбнулась:
— Вы сегодня быстро закончили, — заметила она.
— Да, быстро, — усмехнулся Рудольф. — Можно я его возьму?
Он взял малыша, сучившего голыми ножками, бережно, как показал Брандт, придерживая головку.
— Очень красиво держишь, — похвалил Лей. — Только лучше положи пока.
— Почему? — не понял Рудольф.
— Сейчас увидишь. Дай-ка мне. — Он взял ребенка, положил его на подушку, немного на бочок, отвернув от Эльзы. Младенец тут же пустил такую упругую струю, что Рудольф про себя пришел в восторг.
— В них гораздо больше жизненной силы, чем нам это кажется, — усмехнулся Роберт.
— Между прочим, там Геринг зубами скрежещет, — заметил ему Гесс.
— А что случилось? — спросила Эльза.
— Забавное недоразумение, — ответил Лей. — Грета, что за таблетки на моем галстуке лежали?
— Это мои. Я хотела снотворное принять, но… — Маргарита смутилась, припомнив минувшую ночь.
— Я так и подумал, — кивнул Лей.
— Как же ты глотаешь что попало?! — возмутился Рудольф.
— Ну, виноват. Зато появилось свободное время и возможность нам с Гретой прогуляться к Кельштейну. Хоть посмотрим, что там Борман настроил.
— Как же ты в таком состоянии…
— Я в таком состоянии не могу серьезные вопросы решать, тем более с Герингом. А с женой побыть в самый раз. Вообще-то… — Он глубоко вздохнул. — Будь вашему Буцу хотя бы две недели, я бы и вас троих туда вытащил. Такая красота вокруг, а мы тут все ходим, как индюки по птичьему двору, и пакостим друг другу.
— Как ты его назвал? — улыбнулась Эльза.
— Кого? А! Да, Буц он и есть Буц! Знаешь… — Он присел у ее постели. — Помню, мы с Гретой целый месяц для своих двойняшек имена сочиняли. Изольда, Аврора, Юдифь…
— Не было Юдифи, неправда! — засмеялась Маргарита.
— Зато Тристан был, и Зигфрид, и еще какой-то… не то Амфилохий, не то Сакердон.
— Ну, неправда же! — хохотала Маргарита. Рудольф тоже улыбался.
— Одним словом, мы до завтра отсюда исчезнем, — сказал Лей. — Переночуем в Платтерхофе. Там сейчас фон Нейрат перед отставкой лечится. Но мы его беспокоить не станем.
— Имей в виду, Борман и здесь, и повсюду персонал набирал сам, так что… — начал Рудольф.
— В-вот
Он встал и молча увел Маргариту.
Через четверть часа, когда они уже собирались сесть в машину, туда, опередив их, заскочила Берта.
— Это как же понимать? — спросил Лей.
Собака отвечала тихим взлаиванием.
— Ясно, — кивнул Роберт. — Но ты уверена, что хочешь с нами?
Берта, фыркнув, мотнула головой и привычно улеглась на заднем сиденье.
— Куда мы поедем? — спросила Маргарита, увидев, что он выруливает на шоссе.
— Спустимся к Оберзальцбергу и объедем гору с другой стороны. Надеюсь, еще остались места, где эта крыса не успела все перерыть!
— Мне кажется, Рудольф тоже стал недолюбливать Бормана, — заметила Маргарита.
— Поздно. Сначала спихнул на него всю рутину, а когда спохватился, то оказалось, что инфекция уже так въелась в организм партии, что поражения необратимы.
— Не чересчур ли ты…
— За все годы твой брат только раз указал псу его место, — продолжал Лей с растущим раздражением. — Когда тот от имени Гесса пожаловался на меня фюреру. Можешь себе такое вообразить?!
— Я знаю ту историю, — сказала Маргарита. — Но Рудольф мне после объяснил, что, открой он Адольфу правду, Бормана убрали бы со всех постов. А повод был ничтожный — какие-то бланки.
— Эти «какие-то бланки» едва не выросли во внутрипартийное расследование против меня! Только тогда твой деликатный брат во всем признался судье Буху, и дело закрыли.
— Ты все еще сердишься?
— Рем тоже во многом на его совести.
— На чьей? — кратко уточнила Маргарита.
Она ощутила на себе его пристальный взгляд, но продолжала глядеть прямо, в лобовое стекло. Лей, казалось, тоже сосредоточился на дороге.
Новое шоссе на Оберау, проложенное несколько лет назад, было удобней, но старое, идущее через Оберзальцберг — деревеньку, быстро разрастающуюся в городок, выглядело несравнимо живописней, поскольку окрестности сохраняли пока природную девственность.
Так, в молчании, они проехали еще километров пять. Наконец она, не выдержав, придвинулась поближе и дотронулась до его плеча:
— Давай поговорим.
Он еще метров триста вел машину по дороге, потом свернул к сосновой роще.
Маргарита выпустила из машины Берту; Лей, бросив куртку на рыжую хвою, растянулся рядом.
Посмотрев на него, Маргарита подумала, что едва ли стоит затевать сейчас серьезный разговор. Такого уединения, как под этими еще хранящими тепло соснами, уходящими в Сумеречное пространство, может больше не подарить им судьба. Она села, наклонившись, хотела поцеловать его, но прикусила губы. Он едва заметно усмехнулся: