Гномка в помощь, или Ося из Ллося

Ардмир Мари

— Ибо здешние обитатели чуют дурные помыслы за версту, — сообщил граф-задохлик укладываясь спать.

— Но они и меня чуть не выгнали! — возмутилась я, устраиваясь рядом. — А ведь всего-то хотела приобщить их к ремонту.

— Вот и ответ, — Регген и притянул меня себе, что бы погладить, точь-в-точь как корзинку. И так легко и просто у него это получилось, что я невольно оробела. Замерла. — Ремонт тебе зачем?

— Чтоб жить как человек, а не скотинка.

— Угу, — ответил он и засопел через неполную минуту.

Трость для задохлика прибыла на следующее утро в магической сфере,

вместе с запиской. Короткое послание не несло в себе ни приветствия, ни прощания, а только приказ — более не отчитываться в кабинете Врадора ровно в девять после полудня. Глава контроля пообещал являться сам. И в тот же день нарушил собственное слово, не пришел. Я не особо расстроилась, Регген так и вовсе обрадовался. Наверное, именно поэтому уже в понедельник он начал ходить на своих двоих, изредка придерживаясь за полки и шипя сквозь зубы, что мясной рацион надо бы увеличить. Я охотно соглашалась, но не велась, добавляла в фарш: тертую картошку, отварные гречку и рис, а также кабачок, хлеб, куриную грудку. Задохлик мрачнел, но ел. И креп, вопреки жалобам на жизнь.

Вместе с ним крепло и мое дело. Изо дня в день количество заказов увеличивалось на пять десятков, так что к концу недели я пекла уже семьсот шестьдесят пирожков на трех сковородках. В очередной раз перекроила режим работы. С утра готовила и пекла, в обед продавала. На обратном пути обязательно брала прикорм для слизней и пауков, а еще бумажные свертки для пирожков, тысячу штук за серебрушку. Вечером стругала капусту и замешивала тесто, чтоб оно отдохнуло до утра. Пирожки получались румяные, вкусные, дешевые. И как ни старались торговки перебить мой товар — не смогли. Капустные изделия у них были то маленькими, то пустыми, то вкусными, но слишком дорогими. Волей-неволей покупатель вернулся ко мне, а к торговкам вернулось желание мстить, в этот раз законно.

Появление проверяющего на площади перед гостиницей «Кромвеля» было неожиданным и несвоевременным. В корзинке еще оставалось десять пирожков, когда торговки под белы рученьки повели мужика ко мне, дабы проверить лицензию, вменить штраф, в худшем случае срок и запрет на торговлю. А я о лицензии только думала, но взять ещё не взяла. Во-первых, стоит она как двухмесячная выручка, коей у меня еще не собралось; во-вторых, оформляется полгода и только на одно направление; в-третьих, воспрещает производство в магически опасных районах Дагатии. А Бурфо это самая что ни на есть опасная зона, ибо маги-замерщики боятся туда заезжать. Вот и пишут в бланках «опаснее некуда». Ну, они-то написали и выдохнули, а мне — выкручивайся. И я бы с радостью сбежала, но пирожки, сиротливо лежащие на дне корзинки…

— Вы гномка? — спросила у меня запыхавшаяся студентка в белом манто и меховой шапочке в цвет.

— Я гномка! — воспарила духом, а вот и мое спасение-покупатель, который купит…

— Мне три пирожка, пожалуйста, — попросила она, расплатилась и сбежала.

А я осталась, не решаясь сдвинуться с места. Вот же гномья кровь! Если меня сейчас поймают, придется на четверть года расстаться не только с делом, но и со свободой. И кто приведет поместье в порядок? Кто проследит за голодным магом? Кто приструнит слизней и пауков?

Я пыталась вопросами подвигнуть

себя на побег и продолжала стоять.

— Мне два, будьте добры, — подал голос щупленький парнишка в накинутом на плечи пальто.

— Прошу… — осталось пять, и ровно столько же шагов от меня до проверяющего и торговок, что его вели.

Святые угодники. Хоть кто-нибудь… спасите!

И словно отклик на зов надо мной прозвучало:

— Опять вы? И снова на моем любимом месте.

— Дражайший мой! — я повисла на первом постоянном и самом любимом клиенте, едва его не задушив. — Скажите, что вы проголодались!

— Я?.. Возможно.

— За-ме-ча-те-ль-но! — пирожки перекочевали к магу и я с пустой корзинкой обернулась к проверяющему. — Доброго дня!

— А вот и она! — в один голос пропели торговки, подталкивая ко мне тщедушного смуглого мужичка лет пятидесяти с острым взглядом и острой бородкой. — Торгует без лицензии!

— Непроверенным товаром! — ехидно добавила третья подошедшая. — Сделанным невесть где невесть из каких продуктов!

— Кто торгует? Я торгую? — округлила глаза. — Да я тут просто в гости пришла к своему самому… — смотрю на мага, а он на меня, ест и молчит, — великолепному, невероятному… — вскинул бровь, — замечательному… — перестал жевать, — завхозу! — закончила я, искренне надеясь, что он таки тот, за кого я его приняла.

— Всего-то?! Однако, вы шутница, — закашлялся мой верный покупатель и рассмеялся, когда лица торговок удивленно вытянулись, а руки поднялись покрутить пальцем у виска. — Позвольте представиться, Адас Аре, ректор этого замечательного заведения, — он махнул на академию за своей спиной и протянул руку проверяющему.

— О-о-о. Очень рад, — ответил тот, пожимая длань ректора Аре. — Много слышал о вас, очень много…

И пока он радовался, а торговки изумленно молчали, я сделала шаг, затем еще один и еще. Прижав к себе тележку и корзинку, на носочках добежала до портала, оглянулась и с облегчением шагнула вперед. Никто не заметил моего отступления и воспрепятствовать ему не смог!

На рынок за картошкой и опарышем бежала чуть ли не вприпрыжку, капусту нарезала с тихой песней, а тесто замешивала, отбивая темп ногой. И все потому, что мне благоволит Адас Аре, целый ректор Верхней Академии Мастеров, сокращенно ВАМа. А еще потому, что на завтра мне нужно испечь на сотню больше пирожков, а это двадцать девять серебрушек, а может, и целых тридцать, если покупать будут в розницу. И самое главное, слизняки. Они не доели вчерашнюю картошку, и та словно в отместку успела прорасти. И это значит, что у нас будут собственные клубни. И не через сорок дней с момента всхода, а раньше. Намного раньше!

— Ты счастливая, — заметил задохлик после долгого наблюдения за мной, — светишься.

— Еще бы. Это от радости быть свободной. Иметь собственное дело. Решать, что завтра буду делать, а что нет… — охотно ответила я, не отрываясь от замеса теста.

— Так говоришь, словно в Ллосе рабство процветает?

— Только в женской форме. С детства я работала на отца, затем на мужа, позже на свекровь. А теперь — вот! Наконец-то, на себя.

— Расскажешь?

— Завтра, — я накрыла тесто полотенцем, — сейчас давайте спать.