Гностики и фарисеи
Шрифт:
– Поедем ко мне...
И повезла его куда-то на Ленинский проспект, где у неё была комната в коммуналке, доставшаяся ей по суду после развода...
Когда он, довольный собой, ею и жизнью вообще, курил, подложив левую руку под голову, она предложила ему выпить кофе. И пока она одевалась, чтобы выйти на общую кухню, он тайком рассматривал её. «Да-а-а! – думал он, глядя, как она застёгивает цветастый ситцевый сарафанчик. – Красавицей её, конечно, не назовёшь. Но есть в ней что-то... Чёрт его знает, что... В общем, она ничего, миленькая...»
Она действительно была некрасива…И всё же она не переставала ему нравиться. Может, оттого, что надоела холостяцкая
Но, может, была в ней какая-то изюминка, потому что при всей своей некрасивости и нескладности она всё же казалась Роману Николаевичу милой и обаятельной.
«Пожалуй, в ней есть что-то детское, – вдруг подумал он. – Да, да... Именно детское. Что-то в глазах... Какое-то выражение... Что-то детское и вместе с тем жалкое. Жалкое... Да, пожалуй, мне её жалко... Она какая-то... беззащитная. Одна с ребёнком. Муж бросил. Подонок!.. Так жалась ко мне... Конечно, она некрасивая. Но у неё... как бы это сказать... «стильная» внешность! Она – «женщина-мальчик». Поэтому ей идут оттопыренные ушки и эта челюсть. И вот, несмотря на свою некрасивость, она кажется вполне гармоничной... Но какова!..» – и он припомнил её ласки, её ухищрения.
Вошла Тамила Анатольевна, принесла кофе. И, сбросив сарафан, села рядом с ним на постели.
– Послушай, – спросил он, потягивая горячий напиток, – а почему вы развелись с мужем?
– Он свихнулся, – ответила она тихо.
За всё время их знакомства она очень мало говорила, всё больше слушая, что говорит Роман Николаевич. Это нравилось ему, поскольку он терпеть не мог болтливых женщин. Ему нравилось, что она смотрела ему в рот, ловила каждое слово. Если он острил, она заливалась смехом, если говорил о серьёзном – хмурила бровки и кивала в знак того, что всё понимает. И ему казалось, что она действительно всё понимает. Понимает его чувства и мысли. И не просто понимает, но и сама думает и чувствует также. А когда он в кафе сделал для неё бутерброд с маслом, она смотрела на него весь день глазами, полными слёз и собачьей преданности, как если бы он спас её от смерти. «Будет уважать», – почему-то подумалось тогда.
Рядом с ней за непродолжительное время он успел почувствовать себя невероятно сильным и умным. Она относилась к нему с каким-то немым благоговением и тем самым сумела ему внушить, что он бесподобен. И у него, как у вороны в басне, «вскружилась голова».
Но оттого, что она мало говорила, он ничего почти не узнал о ней. Она сказала только, что переехала с родителями в Москву из Макеевки – отец «пошёл на повышение». Что окончила здесь школу и строительный институт. Что после института работала на какой-то стройке в Коломне, где и познакомилась со своим первым мужем. И что, прожив с ним несколько лет, развелась. Ещё она сообщила, что у неё есть дочка, Оксана, которой уже полгодика...
– То есть как, свихнулся? – не понял Роман Николаевич.
– Ну, как... Сошёл с ума, это называется.
– Но почему? Люди просто так с ума не сходят...
– Я не знаю... Пожалуйста, не будем об этом... Мне больно... – тихо сказала она и, обняв руками согнутые ноги, спрятала лицо в коленях.
– Он что...
Но она не ответила, а только как-то вся сжалась.
«Бедная моя девочка, – подумал Роман Николаевич, – жила с психом! Это ж надо?.. Довёл её! Даже вспоминать не хочет. «Больно», говорит. Бил её, наверное... Видно, буйный попался... Бедная!..»
– Прости... – прошептал он и поцеловал её в плечо.
Она слегка вздрогнула.
– Ну, а как же ты алименты получаешь? – осторожно спросил он. – Разве психи платят алименты?
– Он не платит, потому что... потому что это – не его ребёнок...
– А чей?..
– Мы познакомились уже после развода. Но он меня бросил...
– А кто он?
– Прошу тебя, не спрашивай! – она закрыла лицо руками. – Мне больно...
– Ну, ну, ну... – он нежно обнял её. – Успокойся, девочка моя. Успокойся... Не нужно... Не нужно плакать.
Он стал целовать её макушку, плечи, пальцы, которые она прижимала к лицу. Потом вдруг стало очень жарко, и глаза точно заволокло мутной плёнкой. Потом он почувствовал, что проваливается куда-то, летит в бездну. Потом он услышал её стон. И через несколько секунд всё кончилось.
– Я подогрею кофе? – тихо спросила она.
Он кивнул. Она легко соскочила с кровати, быстро оделась, собрала посуду и ушла.
Роман Николаевич остался один. «А чего мне ещё искать? – думал он. – Зачем обязательно красавица? С красавицами вообще одни проблемы. А тут уж точно никто не польстится. Так что насчёт верности я могу быть спокоен. Потом, она – бедное, брошенное, никому не нужное существо. Да ещё с ребёнком. И тут появляюсь я! Делаю ей предложение, удочеряю девочку... Да она по гроб жизни будет меня благодарить!.. Вообще хорошо, что у неё уже есть ребёнок. Не надо нового рожать. Не будет этого ужаса с пелёнками, криками по ночам. Будем воспитывать её Оксану...» И точно для того, чтобы придать себе уверенности, он принимался снова жалеть её: «Бедная! Сколько всего вынесла! Не везло до сих пор... Но ничего! Я спасу тебя, девочка! Со мной тебе будет покойно!»
И пока он жалел её, пока думал так, он ощущал самого себя героем, решившимся на подвиг. Да, он спасёт эту женщину! Спасёт её и ребёнка! Даст им приют, девочке даст отцовскую любовь, матери – мужскую ласку. И они, благодарные, тоже полюбят его. Потому что сегодня они – унижённые и оскорблённые, а завтра –его жена и дочь.
«К тому же я – человек порядочный, – продолжал рассуждать Роман Николаевич. – А после того, что между нами сегодня было, я, как порядочный человек, просто обязан на ней жениться. И тогда конец всем этим поискам, конец одиночеству, конец неудовлетворённости!» Ему стало весело. И когда она вошла в комнату с подносом и дымящимся на нём кофе, он уже всё для себя решил.
Она снова разделась и села с ним рядом. Они стали пить кофе.
– Послушай, – начал он, – я хочу предложить тебе кое-что...
– Что же? – спросила она осторожно и повернулась к нему.
Он заглянул ей в глаза и увидел там, что она давно ждёт, когда же он предложит ей это. «Бедная моя девочка, так намучилась!» – подумал он, видя её нетерпение и желание приблизить развязку.
– Я хочу жениться на тебе и удочерить твою дочку, – тихо сказал он.
Она вся встрепенулась, разлила кофе. Глаза у неё вспыхнули жёлтыми огоньками, и в эту минуту она показалась ему даже красивой. Потом она поспешно отставила куда-то свою и его чашки, прильнула к нему, обвила руками и ногами. И он снова почувствовал, что летит в бездну...