Гнозис. Чужестранец
Шрифт:
Игорь шумно расхохотался, опираясь на столб, чтобы не упасть.
— Все ошибаются, мужик. Я вот верю, что ты много где бывал и всякое видел, но я побольше твоего знаю, а тут могу тебе сказать одно — нет тут ни ориентиров, ни опор, одна хрень. Так что ты на своём стой и не отступайся, а остальное за тебя само зацепится.
Где-то после этого момента воспоминания Платона перестали быть хоть сколько-то цельными. В них было вино, какие-то мечи, конь, ещё конь, ещё вино, почему-то драка на хлебах, песни, что-то
Глава 18
Платон с трудом разлепил глаза. В голове стоял тяжелый чугунный звон, тело было словно набито щебенкой, а в желудке, судя по ощущениям, плескалась чистая желчь. К тому же кто-то тряс его за плечо, а это вызывало ощущение, что начался Рагнарёк.
С большим трудом удалось сфокусироваться на человеке. Ага, короткие соломенные волосы, голубые глаза, крупная челюсть, торчащие уши. В мозгу скрипели и с трудом проворачивались проспиртованные шестеренки, так что узнавание пришло с опозданием.
— Гор, твою мать, хватит меня трясти! — прохрипел Платон.
— Извини, — потупился Гор, — просто тут все спят. а я вчера не успел зайти. Мне же надо выяснить, как мне ехать и можно ли с вами.
Платон сел — пришлось ненадолго прикрыть глаза, чтобы вращение вселенной не вытолкало его вчерашний ужин на пол. Сделал несколько вдохов, оглядел таверну. Всё вокруг напоминало побоище — люди спали на лавках, какой-то здоровый мужик, храпел среди обломков стола, всюду валялись чаши. В воздухе стоял тяжелый смрад потных пьяных тел. Платона снова замутило.
— Пойдём лучше на улице поговорим, — сказал он, с трудом поднимаясь с лавки.
Гор подхватил его под руку и Платон не стал сопротивляться — слишком опасался не удержать равновесие.
На улице воздух оказался удивительно холодным, с привкусом соли, так что Платон мгновенно покрылся гусиной кожей и задрожал. Черт, стоило оставаться внутри. Вот бы найти крепкого горячего чаю.
— Южняк, — покачал головой Гор, — плохой знак. Значит, близятся холода. Успеть бы до сбора урожая.
— Видел Амалзию или Игоря?
— Не, никого не видел знакомого. Ну, кроме тебя.
Платон привалился к стене. Небо было серым, солнце едва пробивалось сквозь густые и тяжелые облака, от чего двор казался удивительно мрачным и грязным.
— Кажется, затемно выехать не удалось, — усмехнулся Платон. — Ничего, сейчас я продышусь и пойдем будить остальных.
— Чего ж вы так напились-то, — снова покачал головой борец, — не дело это так пить.
— Все устали. Тяжелые были последние недели. Нужно было расслабиться.
Откровенно говоря, Платону сейчас вообще не казалось, что он расслабился, особенно с учетом, как фрагментированно всплывали в голове куски воспоминаний.
На улице тоже спало несколько человек,
— Што? Где? Хто я? — сквозь сон начал бормотать Лаз, когда Платон попытался его растолкать.
После нескольких таких попыток стало понятно, что Лаз не проснется и в лучшем случае будет посылать всех к дьяволу и, не открывая глаз, размахивать руками. Гор усмехнулся и кивнул на стоящую неподалеку бочку с водой. Холодной водой.
Платон поежился, но кивнул, а Горогар присел, крякнул и приподнял бочку над землей, расплескав лишь немного.
— Эй, эй, эй, стой! — замахал руками Платон. — Там ковш должен быть или ведро какое-нибудь, не надо нам всю бочку выливать. Людей-то много вокруг ещё.
Борец аккуратно поставил бочку на землю, распрямился и отряхнул руки. Смущенно протянул:
— И то верно, не подумал я что-то.
В бочке действительно обнаружился глубокий ковш, который тут же был наполнен водой и опустошен в направлении спящего Лаза.
По всему двору разнёсся жуткий вопль. В голове у Платона снова тяжело зазвенело, с другого угла двора раздалась отборная брань. Лаз резко подскочил, схватив пучок соломы, который он держал на манер меча. Лошадь, до того мирно жевавшая, дико заржала и убежала внутрь хлева. Сам же Лаз бешено вращал красными глазами, пытаясь понять, что происходит.
Платон тихо засмеялся от всей это сцены, а следом к нему присоединился и Горогар. Лаз успокоился и шлепнулся обратно в сено, начав стягивать с себя грязную и мокрую одежду.
— Придурки вы, вот вы кто, — буркнул он, — нельзя так человека пугать.
***
Внутри, тем временем, уже началось медленное вялое движение. Утомленные люди с синими кругами под глазами таскали вещи, расставляли столы и лавки и пытались навести хоть какой-то порядок.
— Пошевеливайтесь, пьянь, иначе в следующий раз я вас хрен сюда пущу! — рокочуще мотивировал караванщиков Гобрий. — Амалзия, черт тебя дери, расшевели своих людей.
Амалзия сидела в углу, закинув ноги на стол, залитый вином, и шумно грызка яблоко. В отчет на замечание Гобрия она только слегка пожала плечами.
— Думаешь, меня радует это опоздание?
— Да мне плевать, что тебя радует, меня волнует, чтобы здесь был порядок, и чтобы вы свалили побыстрее, — недовольно ворчал Гобрий.
Лаз повернулся к Платону и сказал:
— Пойду переоденусь в сухое, пока не припахали мыть тут что-нибудь. Скоро вернусь.
Платон с Гором проводили его взглядом и направились к столу, за которм сидела Амалзия. Девушка в целом посвежела. Синяки под глазами и общая бледность остались, конечно, но хотя бы теперь у неё был живой взгляд.