Гобелен с пастушкой Катей. Книга 5. Бледный силуэт Луны
Шрифт:
Тем временем Варечка нежно улыбалась мне из другого угла, словно дебильное поведение гостьи было задано или предусмотрено заранее. В сновидениях такое частенько случается, а наяву со мной вышло впервые, видит Бог. Как раз в разгаре блужданий по зале в дверях возник некто в белом, и Варечка стала меня представлять дяде, профессору Кузьмицкому как свою напарницу по командировке в Венецию. И вообще просила обратить внимание, какую очаровательную женщину она привела к нему в гости.
Дядя в белом халате заверил, что более, чем счастлив познакомиться, но тут же извинился и испросил минуту, поскольку им с Варей надо перемолвиться буквально двумя словами. Я послушно уселась на первый ряд стульев и оттуда наблюдала, как Варя и профессор сели
Он поминутно менял облик: то выглядел солидным и внушительным, то изможденным и худым, то неуловимым и почти расплывчатым. Хотя я могу ошибаться, накладывая на образ профессора эффекты сложного освещения, в особенности, вспоминая задним числом. Одну лишь деталь неверного облика профессора Кузьмицкого я запомнила с исключительной точностью: из-под нависшей глыбы лба внимательно смотрели зоркие глаза-буравчики. А выдающийся лоб сходился над ними странным заметным углом.
Но наблюдать довелось недолго, свет в зале внезапно померк, наверное, нашла туча, а я странным образом оказалась снаружи старинного особяка, шла вдоль ограды в намерении ступить на газон. …И вообще, то оказался темный вечер, ветер гнул до земли невидимые высокие травы, они шелестели вокруг меня, словно исполняя мелодию на экзотических инструментах. Неслись по небу быстрые короткие тучи, в разрывах тьмы появлялась и скрывалась луна, а памятник Петру за моей спиной пронзительно освещался мертвенным бледным светом. Я тем временем торопилась добраться до дверей особняка-клиники, но никак не удавалось. Какой-то бесконечный газон распростерся во тьме, однако следовало его миновать, потому что в дверях особняка ждал профессор. Он стоял в белеющем распахнутом халате, манил и подзывал к себе жестами обеих рук. Следовало сообщить ему нечто важное, главное – успеть!
Нежданно скоро темный газон подошел к концу, я оказалась у дверного проема, шагнула в к белой фигуре, но она вдруг отдалилась и исчезла. Тут же передо мной зазияла чернота в провале, дверь тоже куда-то делась. Шагнуть внутрь я не успела, только оглянулась – вечер все длился. Но тут же почти без перерыва занялся день. Слишком яркие цветные лучи просочились сквозь окна и закрытые веки, далее непосредственно… Глаза открылись сами собой. Фигура в белом, как сидела у печки, так никуда и не двинулась, а у меня отложилась в памяти фраза: «Вечером непременно сюда приду. Надо прийти…» И запомнилась с особой настоятельностью.
Сон внезапно сдвинулся, я поняла, что тот профессор снился, а этот сидит в зале. И ничего мне не надо! Профессор с Варечкой продлили собеседование еще пару минут, не дольше, потом разрознились, плотно обсели меня по бокам и стали извиняться.
– А вот сейчас моего чайку! – радушно предложил профессор Глеб Кузьмицкий. – Мигом сделаем и опробуем на Кате. Варюша после него бодрая, как птичка-малиновка. А то мы бедную Катю вконец утомили.
Варюша закивала головой в полнейшем согласии с дядей, и мне пришлось согласиться на чаек, чтобы никого не обидеть. Одно было ясно, сон мне привиделся не простой, а вещий, навелся точно, но прошел по краешку. Я уловила сообщение почти наяву, а не во тьме подсознания. Ошибочка вышла у дядюшки Глеба, профессора-магнетизера. Хотя усыпил он гостью лихо, ничего не скажешь.
Чай и вправду оказался ничего себе, со свежим привкусом, хозяева дружно уговорили меня на вторую чашку. Тем временем Варечка докладывала дяде, кой черт нас несет вдвоем в местечко подле Венеции, и по какому именно каверзному делу мы собрались посетить отель на берегу Адриатического моря. Я слушала в некотором забытьи, старательно вникала в детали будущего предприятия, даже вносила свои реплики в беседу и чувствовала себя неплохо, пока не обнаружила, глянув на часы, что кузен Сережа давно ждет меня у ограды. Минут двадцать прошло после положеннего срока, а я ведь старалась следить за временем.
Пришлось прервать
На прощанье дядя Глеб пообещал помочь, если у меня возникнут проблемы с ребенком, «а то для чего же нужны друзья»? И пока мы с Варей одолевали газон под палящим солнцем, я никак не могла вспомнить, когда и кто говорил, что ребенок имеется в наличии. Сама я вроде не упоминала ничего подобногого. Так и не припомнила, к большой досаде на себя.
По узкому тротуару мы пошли прямиком вниз, Варечка щебетала о венецианской Ривьере, я слушала одним ухом, а второе оставалось открытым для внутренних сообщений – в них стало проклевываться невнятное содержание. Глаза тем временем следили за иллюзорными эволюциями речного монумента. Гигантский Петр при мачте, сначала грузно паривший над переулком, по мере нашего спуска исчезал за крышами домов, затем осталась одна черная рука, застывшая в прощальном приветствии, под конец и она затонула вместе с обломком мачты.
«Странное все-таки впечатление сложилось», – думалось тяжко и с напряжением. – «Профессор и от племянницы Вари что-то скрывает, мы обе сидели у него как подопытные птички-малиновки, щебетали, а он смотрел и слушал.» Тут вовремя подоспела Варечка, не дала досовещаться с собой и повлекла в подворотню, вернее, под арку старого дома, незаметно выросшего на нашем пути.
– Так будет быстрее, – объяснила девушка. – Сейчас пройдем насквозь и прямо к реке. Нет, не эта арка, следующая.
И действительно, прямо вплотную зазияла грязным провалом другая арка, будто мы сходу вошли в Средние века, в одной из толстых стен даже оказалось узкое окошко на уровне второго этажа. Очень запыленное и почти слепое. Мы миновали темный проход под аркой и вышли во дворик, разгороженный зубчатой кирпичной стеной. Над ней в стиле бреда возвышался странный обломок жилого дома, одна комната под крышей стояла над стеной отдельно.
Варя бросила небрежный взгляд на нелепое сооружение, но я машинально отметила, куда она посмотрела. (Знать бы мне что там кроется! Но если бы я знала хоть что-то или даже отдаленно догадывалась, то история вышла бы у нас иная. Вернее, не вышло бы никакой, но неясно…)
Далее мы проскочили кучу тесных двориков и уютных старых домов, вышли на набережную и долго брели по ней, к моей возрастающей досаде. Я с каждой минутой сознавала, что опоздала к кузену Сергею совершенно непростительно. И почему-то страшно злилась на Варечку, казалось, что она уводит меня от цели, сначала намеренно задержавши у подозрительного дяди. Специально, чтобы я опоздала еще больше. Неприятное душевное состояние не покидало меня, пока девушка не свернула с набережной и не указала на вход в узкий провал между домами.
– Вот он, Турчанинов переулок, – произнесла Варечка, до переулка она молчала, чувствуя мою досаду и нетерпение.
– Это? – без всякой вежливости удивилась я. – Это здесь?
– Ну, конечно, сейчас будет церковь, а перед нею, вот, – толковала Варечка, но тут я увидела сама и устыдилась.
Выше нас по переулку стояла церковь с каменными воротами, перед нею виднелся железный забор, прикрывающий дощатый домик в зелени, на стене дома виднелась цифра «2» в круглой рамке. Все было верно, именно так кузен Сергей описывал подходы к своему жилищу. Более того, одна из створок калитки стояла приоткрытой, и в проеме маячила нескладная фигура кузена Сережи. С любого расстояния он излучал досаду с немой укоризной. Все нехорошие чувства разом растворились, я смутно улыбнулась Варечке и потащила ее представляться кузену Сергею. Прекрасно понимая, что при посторонней девице его гнев остынет, а реприманды обождут.