Гобелен с пастушкой Катей. Книга 6. Двойной портрет
Шрифт:
Можно было счесть их пролитыми слезами, отчетливо видимыми всему миру и разумному человечеству, но никого из них по причине плохой погоды рядом не случилось.
На сей раз действие происходит в интерьере, он же городская квартира, просторная, основательно заставленная, слегка подзапущенная. За стеклами льется дождь, быстрые капли наискось пересекают оконная пространство. На плохо видимом столе светится лампа, у стола…
– На самом деле у нас всё происходит чуть сложнее, милая Катюша, – произнесла одна из собеседниц, миниатюрная дама преклонных лет.
Если бы Катя сформулировала
– На самом деле, я думаю очень серьёзно, как бы чего не вышло, – продолжала Любовь Борисовна, катая по столу баранку. – И возможно, отзову, тебя, девочка, взад, пардон за лексику. Пока ничего не решила, и тебе голову морочить не стану. Но вот одну штучку ты для меня сделай, ладно, котёнок?
– Как скажете, Любовь Борисовна, для вас я готова на всё, – упомянутая Катя насколько освоилась с куклой-адвокатом, что вовсю играла в ученицу чародея, ей было весело. – Плащ и кинжал всегда при нас, кто предупрежден, тот вооружен, смею заметить.
– Однако, ты у нас проказница, котёнок! Намекаешь на нелегальную сторону поручения и не совсем ошибаешься, – призналась Любовь Борисовна. – Но на самом деле, не так страшно, как ты малюешь, не обольщайся. Я хоть и старый хищник, но поэтому весьма осторожный, зубы съела на казусах «про и контра» законов. Тебе ничего эдакого не предлагаю.
– А я бы… – Катя поняла, что заигрывается и вовремя остановилась.
– Да я уж знаю, – подхватила миниатюрная искусительница. – Тебе только позволь, с такими-то глазками, она ещё добродетель строила из себя, видали! А бесы в глазах так и прыгают, так и скачут! Что, котёнок мой Катенька, скучно жить, как положено? Сознайся!
– Уже сознавалась, Любовь Борисовна, но никак не пойму, – засмеялась Катя и вновь остановилась.
– Как я из тебя секреты вынула, да? – со смехом ответила адвокатесса. – То, что я всех насквозь вижу – это от Бога или от натуры, как тебе больше нравится. А что умею навести на признание – чистая профессия.
Катя, надо признаться, сидела в доме адвоката-искусителя довольно долго и полностью прониклась атмосферой. От ее бизнес-настроений и легкой официальности не осталось и следа. Напуганная и отчасти предупрежденная, она заявилась в гости, до предела наряженная и искусно подмалеванная, но не прошло и получаса, как всё переменилось почти волшебным образом. Никакого дела не получалось, выходила одна потеха – пока.
Уже сиреневый пиджак с черными вклейками валялся среди диванных подушек, а туфли сбросились под вешалку. Потому что чай с баранками гостья и хозяйка сервировали вместе и пили вприкуску. Катя со вкусом продемонстрировала, как надлежит пить чай из блюдца по всем правилам искусства, держа его в розетке из растопыренных пальцев. Наверное, редкое умение сошло за экзамен на профпригодность. Придирчивая старая дама Любовь Борисовна Катю одобрила и собиралась дать Кате поручение, в котором отказывала работникам сыскной конторы «Аргус», включая шефа конторы, Отче Валентина. Что было для Кати, разумеется, очень лестно.
– Так вот, я, деточка Катя, просто не знаю, как с тобой надо работать, – сообщила Любовь Борисовна. – Трудный случай ты у меня. Другому дала поручение в зубки – и оно побежало! А тебе, надо думать, стоит выложить предварительное заключение. Или не стоит, вот в чём вопрос. Но я вот что сделаю, слушай сюда внимательно. Начинаю тебя грузить, потом попробую сообразить, где остановиться.
– Вопросы задавать позволено? – поинтересовалась польщенная Катя. – По ходу дела, если вдруг не врублюсь?
– Ну и лексика у вас, молодая дамочка, жена живописца, – обронила Любовь Борисовна. – Но ничего стерпим, терпели не такое, у нас тут вообще клиенты на лагерном жаргоне изъяснялись в натуре. И ничего. Ладно, поехали, повесь ушки на гвоздик внимания. У меня имеется ещё одна любимая девочка, почти клиентка, твоя ровесница, может, чуть постарше, Тамарочка зовут. Знаю её с пеленок, племянница моей старой подружки, мы бегали танцевать в Дом офицеров во дни незабвенной молодости, производили фурор два раза в неделю, поскольку обе были ошеломительные красотки. Если не веришь – глянь на портрет над собой. Убедилась? Ну, вот Евка была ничуть не хуже, только цвета другие, пламенно-яркие. Ладно, вернемся к делу, хоть и неохотно. Тамарочка у Евки всегда была за родную дочь, не меньше того, и девчонка отвечает взаимностью. Вернее отвечала до самого последнего момента. И вдруг исчезла без звука, сбежала, как Золушка с танцев. Ну, это я конечно перебираю, она не совсем без шариков, Тамарка-то. Всё вообще-то честь по чести. Мужу оставила записку, детям звякнула по звоночку, старенькой тёте Еве отбила телеграммку, та забралась на дачу и дышит кислородом. Телеграммку Ева процитировала, но сама в позорной панике, ей мнится, что под спудом кроется что-то нехорошее. Что могла бы девочка Тамарочка перед тем, как сгинуть, подъехать к тёте Еве и доложиться. Ровно половина этих бредней – сплошная мания величия. Мол, как же обошлись без ценного совета. Но вторая половина мне нравится меньше. И муж, и детки, как сговорились: или молчат, стиснув зубы, или делают отдаленные намеки, что жена и мать их свихнулась на старости лет, сбежала с кавалером, в последнем приступе молодости.
– Основания у них какие? – открыла рот Катя. – Веские или иные?
– Вот это ты и вынь, котеночек мой! – торжественно заявила адвокатесса и приоткинулась на спинку стула. – У меня есть другая догадка, тебе о ней ничего не надо, но вот прощальные слова и записки Тамарочки ты пособирай, ладно?
– Это всё? – с известной долей провокации спросила Катя.
– Ну не капризничай, котёнок, мало не покажется, – успокоила Любовь Борисовна. – Ты мне записку принеси, которую для мужа, а там посмотрим, как дело пойдёт. Причем, предупреждаю, он не даст.
– Это как это? – искренне удивилась Катя. – Я приеду, а он не даст?
– Ни в коем разе, сам отказал наотрез по телефону, лично мне – радостно подтвердила старушка. – Хоть тресни. Но даст копию и в оригинал позволит глянуть, об этом имеется твердая договоренность.
– Ой, как сложно у вас! – восхитилась Катя. – Он в уме или как?
– Это ты тоже проверь, не без того, – туманно разъяснила Любовь Борисовна. – Стыдится бедолага по-чёрному, в особенности родных и друзей дома. Вот была у него супруга Тамара и враз вышла вон. Ему обидно до слёз, а тут к нему с глупостями пристают: как сбежала, куда сбежала, записку покажи и т. д. и т. п. Оно понятно.
– Надо думать, он может спустить с лестницы охотников за записками, – вслух подумала Катя. – В данном случае меня. Это интересно.
– Куда уж интереснее, – согласилась Любовь Борисовна. – Сама бы из него извлекла без звука, но видишь ли, детка, я не очень-то выходная и выездная, годы отнюдь не те. По лестницам и лифтам не хожу, а уж чтобы спустили, не мечтаю, увы, прошли те волшебные дни.
– А я что, я не против, если так решено судьбою, отчего бы разок и не спуститься с неё, родимой, если не слишком крутая, – Катя охотно поразмышляла вслух.