Гоблин Поневоле (или Изменчивый Мир)
Шрифт:
Пока Лежебока громко хлюпал по трясине, периодически косясь на вкусные травы, одёргиваемый от возможных угощений наездником, я разглядывал округу. Ну что сказать: это место никак не назовёшь ни весёлым, ни красивым. Хотя, конечно, была в нём какая-то призрачная, неясная пока мне, но понятная Гул-аль-Дуку красота. Деревья, что росли тут крайне редко, напоминали тонкие сосенки, но к верху разрастались множеством раскидистых ветвей, обильно покрытых пожелтевшими и почерневшими листьями. Казалось, что такие тонкие стволы должны были рухнуть от мнимой тяжести, которая накопилась наверху, но, похоже, природа позаботилась об этом:
И несмотря на уверения Их-руг-Ахта о том, что в это время суток нам мало что угрожает, при этом он уточнил, что лучше до заката, а ещё лучше вечера нам оказаться под укрытием частокола, так что я всё равно всматривался в темноту между деревьями, стараясь различить там силуэты каких-либо тварей. Не люблю я темноту, ох, не люблю...
В конце концов, мне это надоело, так что я решил скоротать время разговором. А то тишина, нарушаемая только хлюпаньем тяжёлых лап Лежебоки начинала порядком злить.
– Ты ведь давно знаком с Учителем?
– Спросил я первое, что пришло в голову.
– Да, - коротко бросил через плечо гоблин, видимо, не настроенный на разговор.
Но я был неумолим. Мне хотелось выпутать хоть какую-то информацию и, пока я не в деревне и надо мной не маячить старик-шаман вместе с вождём и той странной старухой... короче, лучшего момента не найти.
– Я тут покопался в "своей" памяти...
– решил я называть вещи своими именами. Всё-таки теперь Гул-аль-Дук - это я и есть, а я - это Гул-аль-Дук, так что будет верным не разделять наши мысли и воспоминания, а принять их всецело за свои.
– И что-то не припоминаю его имени. Учитель, и Учитель, только это слово и есть. Может, просветишь на этот счёт?
Их-руг-Ахт чуть натянул поводья на себя, отчего ящерка перешла с бега на лёгкую трусцу, и обернулся ко мне:
– Тебе нужно ещё многое усвоить.
– Наставительно начал он.
– И первое, самое главное: имя - невероятно важно. Зная имя, можно сделать гоблину очень многое. Как хорошее, так и плохое, причём плохого в целом несоизмеримо больше.
– Например?
– Например...
– повторил зеленокожий, и задумался.
– Проклясть. Забрать его имя. Дать ему имя "Нон", что означает "несуществующий", за предательство, или какое-либо злодеяние. При этом приходят Великие Духи, чтобы убедиться, что проклинаемый действительно совершил нечто, что влечёт за собой подобное наказание. Такому гоблину не предложат ночлег, не дадут работы, у него не будет друзей, и даже врагов: его будут обходить стороной и остерегаться, ибо это - Нон.
Я нахмурился, осмысливая сказанное Их-руг-Ахтом. Как много всего того, что казалось мне когда-то незначительным, обретает здесь великий смысл. Одно имя может сказать и сотворить с гоблином столько, что становится понятным осторожность Учителя и нежелание раскрывать мне своё имя. Но не означает ли это, что он боится моего Проклятия? Ведь, опасаясь этого, он одновременно признаёт, что собирается сделать мне нечто, за что я имею на подобное право. Или я что-то путаю?
Но делиться своими мыслями на этот
– Послушай, когда я искал тебя, то повстречал парочку гоблинов...
– Уборщики говна, - усмехнулся зеленокожий.
– Славные ребята.
– Они сказали, что ты - неуважаемый гоблин.
– Закончил я, и ухмылка исчезла с лица Их-руг-Ахта, сменившись жёсткостью.
– Почему к тебе такое отношение? И что значит твоя приставка?
– Остановимся здесь.
– Проигнорировал мои слова гоблин, и резко потянул поводья на себя, отчего Лежебока слабо взвыл и застыл на месте, подняв тучу брызг. Их-руг-Ахт проворно спрыгнул с ящерицы, утонув в болотной воде по колено, и взобрался на ближайший "островок".
– Соберём хворост и разведём костёр.
Я лишь молча кивнул. Что ж, не хочет говорить - заставлять не буду. В конце концов, какое моё собачье дело...
Использовать ветви деревьев для костра мы не могли: слишком уж они высоко, а сами деревья почти идеально ровные, и если в прошлой жизни карабкаться по деревьям я умел, то с таким тельцем попытка закончиться только переломами меня-любимого, или ещё что похуже. Так что на "дрова" пошли ветки кустов, что росли повсюду, а также частично разбросанные всюду коряги. Далеко от выбранного гоблином островка я старался не отходить: несмотря на его заверения о нашей сравнительной безопасности, я всё-таки выделял именно слово "сравнительная".
Когда ветки для костра были сложены в кучу, Их-руг-Ахт достал из-за пояса какую-то прямоугольную деревяшку с вырезанной на ней отдающей слабым красноватым светом руной. Затем поднёс её ко рту и, что-то пробормотав, выставил перед собой в сторону веток. В то же мгновение руну загорелась яркой вспышкой, и из неё, вихляя и потрескивая, словно выполз, явно довольный своей свободой, сгусток огня, плюхнувшийся в импровизированные дрова и, почувствовав раздолье, разошёлся довольно нехилым по размерам костром.
На мой недоумённый взгляд гоблин улыбнулся, постучав когтем по деревяшке:
– Это - амулет. В него затачиваются души определённых духов, чтобы в последствии шаманы могли использовать их без различных ритуалов, - терпеливо стал объяснять он.
– Есть одноразовые, мощные амулеты, в которых заточены духи высоких рангов. После их высвобождения амулет утрачивает свою силу, и руна на нём затухает навсегда. А подобный этому, - тут он снова повертел своей деревяшкой.
– Можно эксплуатировать почти постоянно, ибо дух, что заточен в нём, самого низшего ранга, можно сказать, бытовой: фактически для разжигания костра и нужен.
– Так ты - шаман?
– Удивился я.
– Вроде как не похож.
– Не похож, - кивнул он.
– Потому что я и не шаман. Точнее... почти нет.
– Почти?
– Начинаю чувствовать себя идиотом, только и делающим, что переспрашивающим, да ничего не понимающим.
Их-руг-Ахт хмыкнул, а затем расхохотался. Наверное, приятно ему вот так играть со мной в "умный гоблин - тупой гоблин". Зеленокожий протянул руки к костру, и в полумраке леса блики, падающие на них от огня, создали впечатление, словно те светятся, готовясь произнести какое-то заклинание, или управляют языками пламени, уводя их то влево, то вправо, а то и вообще завивая в причудливые зигзаги. На самом же деле он просто грелся: на болотах и впрямь было зябко.